Не люблю, когда подобных больных, парализованных, безучастных, сравнивают с растениями. Верю, что они пребывают в каком-то своем закрытом мире. Я с мамой разговариваю, надеюсь, что она меня слышит. И сиделку для нее нашла добрую, хлопотливую, из тех женщин, что о детях, стариках и приблудных животных заботятся с искренней сердечностью. Дети мои очень бабушку любили, любят. Когда приходят, тоже сразу к ней. Сын ей анекдоты рассказывает. Так и раньше бывало. Мама анекдоты не запоминала, он по десять раз одни и те же рассказывал, она смеялась. У мамы был потрясающий смех, колокольчатый. У дочери свои секреты с бабушкой. Загляну, дочь, как в детстве, к бабушке под бочок пристроилась и шепчет что-то на ухо. На меня оглянется, зыркнет – не подслушивай! За мамой хоть и ухаживаем, но памперсы, запах. Дочь брезглива до крайности, а рядом с бабушкой лежит, не морщится, пальцами ей волосы перебирает. Только Мотик, внук, боится прабабушки, не подходит, говорит, что она неправильная.
Отдаю себе отчет, что, живи мы в маленькой квартире все вместе, друг у друга на головах, не имея возможности нанять сиделку, обстановка была бы совершенно иной и не радостной. Но с другой стороны! Ради чего мы зарабатывали, жилы рвали? Ради лишней банки икры? Заграничных пляжей? Пропади они пропадом! Вот для того и вкалывали, чтобы детям дать хорошее образование, мощный старт, и для того, чтобы не ждать, когда старики помрут.
Муж меня долго убеждал, что никакой моей вины, греха в мамином инсульте нет. Где тонко, там обязательно порвется. Тот сосудик в мамином мозге все равно бы лопнул, об этом и врачи говорили. Конечно. Естественно. Только одно маленькое уточнение. Если человеку на роду написано погибнуть под колесами поезда, то рано или поздно он окажется на железнодорожных путях. Но если на рельсы его толкает в спину родная дочь? Пусть не родная, но дочь.
Это был период, да и сейчас он еще не кончился, моей полнейшей беспомощности. Не перед внешними обстоятельствами, а перед собственными внутренними маниакальными проблемами. И главной мукой, признаюсь, был даже не грех перед мамой, а моя вдруг обнаруженная «природная грязь», назовем ее так. Не отмоешься, как ни старайся. Порок и проклятие в каждой клеточке тела. Я искала их проявление в своем прошлом и в детях. И ведь находила, ужасалась. Потом какой-то здоровой частью сознания понимала, что все это ересь и бред.
Да, сын в детстве был не просто гиперактивный, он был гипер-супернепоседливый. Его нельзя было оставить ни на минуту или поворачиваться к нему спиной. Мама ходила за ним как привязанная. В противном случае все крушилось, разбивалось, вываливалось из ящиков и шкафов или он сам оказывался далеко: убежал на стройку или забрался в отъезжающий автобус. Перед школой, которая мне виделась бесконечным кошмаром, я повела сына к психологу. Мой сын не высидит на уроке и пятнадцати минут! Психолог оказался умницей. Протестировав мальчика, поговорив с ним, он поставил диагноз: здоровый, активный, развитый по возрасту ребенок. Предупредил, чтобы ни в коем случае не подавляли его активность лекарствами. Спросил: «Вы думаете, что целеустремленные энергичные личности вырастают из тихонь, что ковыряют в носу, днями напролет сидя у телевизора?» Так и вышло. Мой сын – это локомотив, к которому мечтают пристроиться многие «вагончики». Дочь с подружками в двенадцать лет играли в проституток: намазались-накрасились, нарядились непотребно и пошли на улицу, где вихляли тощими задами и призывно махали проезжающим в автомобилях мужикам. Вот они, гены моей настоящей биологической матери! Но теперь-то дочь – это помешанная на чистоте и домоводстве пуританка, смахивающая на воспитанницу монастырской школы.
Какое-то время тараканы в моей голове жили самостоятельной, изолированной жизнью. По мере сил я их давила, но поголовье не уменьшалось. Муж заподозрил неладное, и я не стала ничего скрывать, ненавижу тайны. Рассказала про свою «дурную кровь». С его разумными аргументами я соглашалась, у меня и свои имелись, да толку-то. Тараканы живучи и плодовиты.
Никогда в жизни я, в общем-то не задумывавшаяся о своем характере, теперь вплетала каждое лыко в строку.
– Мой аллюр, кавалерийский наскок с шашкой наголо, ты сам говорил, что у меня голова отстает от конечностей. Наградили биологические предки!
– За это я не стал бы их упрекать, – отвечал Павел. – На фоне рыхлых безвольных амеб ты выглядишь вполне привлекательно.
– Ты не стал бы на мне жениться, если бы знал, что я без роду, без племени.
– Позволь тебе напомнить, что, когда мы поженились, в гражданском, так сказать, варианте, ни ты моих, ни я твоих родителей в глаза не видели.
Прямо сказать, я ныла, хандрила и несла капризную околесицу из разряда: «Скажите, что я не права!»
Муж совершил поступок. Вам не кажется, что в молодости в отношениях мужчины и женщины большую роль играют слова, а с возрастом – поступки, слова-то все уже сказаны? Муж отправился в Киргизию искать моих биологических родителей. Другая страна. Какие там архивы советских времен, да еще в провинции? Бумаги, которые он привез, наверное, филькина грамота. Заплатил – ему нарисовали. И очевидцев, кто жил пятьдесят с лишним лет назад, конечно, не найти. Но это был поступок.
Я называю поступком не действие героического характера, не вытаскивание на свет божий правды и даже не установление справедливости. Поступок – это то, что дает возможность увидеть, как тебя любят, понять, как тебе повезло.
Вот вам пример еще одного давнего, лет двадцать назад, поступка моего мужа. Эпидемия гриппа. Заболела дочь, потом мама, потом сын, потом я. У детей осложнения, у меня не снижается температура, мама лежит пластом. Одним словом, беспросветный мрак. И на улице февральской темный, холодный, сырой мрак.
– Хоть бы солнце появилось, – сказала я Павлу вечером.
А утром в наших «больничных палатах» на стеклах были нарисованы ярко-желтые солнца, и птички, и цветочки. Выздоравливали мы веселее и, показалось, быстрее.
Благодаря поступку мужа или просто времени, ведь любая несмертельная болезнь со временем проходит, я почувствовала, что выздоравливаю.
Какая, к лешему, разница, кто меня родил, если вокруг меня прекрасные люди? Если они терпят мой буйный нрав и даже сравнивают меня с астрономическим объектом, вокруг которого все вращается. Павел, когда услышал подобное, сказал, что вблизи от черных дыр выживают только сильнейшие.
Мне стало неинтересно, как звали женщину, которая меня родила, хоть Мария Николаевна Иванова, хоть Пульхерия Карповна Подшибаева. И кто ее мною наградил, тоже все равно. Какая разница? Они – моральные уроды, в этом я непреклонна. Однако бывает, что плохой человек сделает хорошее дело? Бывает! Сколько угодно. Кстати, именно Маринка Беспалова, когда у нее засветился вариант с москвичом, а мы трое: Павел, Маринка и я – были студентами иногородними, попросила меня сходить вместо нее с Павлом в театр. На мое большое счастье. Не скажу, что готова ей памятник поставить, но когда она окончательно сточит зубы от зависти, готова оплатить стоматолога-протезиста.
Я к вам пришла, чтобы закрепить успех, как мне кажется начавшийся. И еще потому, что много лет назад, Вадим Вадимыч, доктор, который лечил папу, сказал, что на определенном этапе развития недуга, будь то зависимость, наркотическая или алкогольная, или проблемы с психикой, человеку не справиться самому, нужна помощь специалиста. У меня такое чувство, что я должна совершить какое-то действие. Не мысленно, а именно физически, руками. С большим уважением отношусь ко всяким практикам-упражнениям, помогающим вернуть душевное спокойствие. Однако можно уважать и ни за какие коврижки не практиковать. Как китайский язык. Очень пригодился бы в современных условиях, но учить его – извините! Если вы скажете, что у меня бешеное самомнение, то возражать не стану. Но вот тут перед вами распинаясь, то бишь исповедуясь, я окончательно пришла к выводу, что должна найти это действие сама, без вашей подсказки. Извините, если невольно оскорбила ваш профессионализм. Ни в коей мере не подвергаю его сомнению!
