Вероятно, именно по этой причине факт может выглядеть странно неестественным в той или иной ситуации. Подавляющая часть внутренней силы, которую мы зовем волей, исчезает, едва возникнув, однако мы не в состоянии этого признать, и пустота оборачивается странными и неестественными искривлениями на разных этапах нашей жизни. По крайней мере, я так считаю.
Ледерхозен
Идея серии зарисовок, собранных в этой книге, родилась у меня однажды летом несколько лет назад. До того момента у меня не возникало желания писать тексты такого рода, и не расскажи она эту историю (и не спроси она, не выйдет ли из этой истории рассказ), может, и не было бы этой книги. Выходит, спичку поднесла именно она.
Между тем с момента, когда она поднесла спичку, и до того, как огонь разгорелся во мне, прошло довольно много времени. Фитили, торчащие из моего тела, порой бывают чрезвычайно длинны. Даже слишком длинны, настолько, что выходят за пределы моих поступков и средней продолжительности жизни моих чувств. Случается, огонь достигает тела, когда это теряет всякий смысл. Но в тот раз возгорание удивительным образом уложилось в нужный срок, и в результате возник этот текст.
Эту историю мне рассказала бывшая одноклассница жены. Не особенно дружные в школьные годы, после тридцати они случайно встретились, неожиданно сблизились и подружились. Зачастую подруги жены кажутся мужу довольно странными существами, но к ней я проникся симпатией с первой же встречи. Довольно крупная для женщины, она почти не уступала мне ни ростом, ни комплекцией. Преподавала игру на электрооргане, а все свободное время отдавала плаванию, теннису и лыжам. Подтянутая, всегда красиво загоревшая. Ее страсть к спорту можно было назвать маниакальной. Выходной начинался с утренней пробежки, потом заплыв в бассейне с подогретой водой, неподалеку, после обеда два-три часа игры в теннис, затем аэробика. Я и сам большой любитель спорта, но до нее мне было далеко как в количественном, так и в качественном отношении.
Называя ее страсть маниакальной, я ни в коей мере не имею в виду болезненность, ограниченность кругозора или агрессию. Напротив, ее отличал спокойный нрав, и она не имела привычки эмоционально давить на окружающих. Просто ее тело (и заключенный в нем дух), подобно комете, нуждалось в непрерывном движении.
То ли по этой причине, то ли по какой-то другой она была не замужем. Конечно, у нее случались романы — она была хоть и немного крупноватой, но довольно красивой девушкой. Случалось, она получала предложения руки и сердца, порой и сама испытывала чувства, но каждый раз, когда дело доходило до брака, тут же возникало какое-нибудь непредвиденное препятствие, и роман умирал, не получив дальнейшего развития.
— Не везет, — говорила жена.
— Ага, — соглашался я.
Между тем я не разделял мнения жены. Возможно, удача и вправду отчасти управляет человеческой жизнью, пестрой тенью рисуя темные пятна на карте нашей судьбы. Но если в дело вступает воля, да еще такая твердокаменная, заставляющая бежать двадцать километров или плыть три километра кряду, обстоятельства можно преодолеть, воспользовавшись волей словно удобным трапом. Лично мне казалось, у нее не получается выйти замуж только потому, что в душе она этого не хочет. По крайней мере, брак не укладывался полностью в энергетические рамки ее кометы.
Итак, она преподавала игру на электрооргане, в свободное время самозабвенно занималась спортом и регулярно страдала от несчастной любви.
Она жила отдельно с тех самых пор, как ее родители развелись, — она тогда училась на втором курсе.
— Это мама бросила отца, — однажды сказала она мне, — из-за шорт.
— Из-за шорт?! — изумился я.
— Странная история, — промолвила она, — неожиданная. Я никому об этом не говорила. Но ты ведь писатель, вдруг пригодится. Хочешь, расскажу?
Я пожелал непременно услышать ее историю.
Наш разговор происходил в дождливый воскресный день, она пришла в гости к моей жене, но не застала ее — та ушла за покупками. Дело в том, что подруга явилась на два часа раньше назначенного времени.
— Прости, — извинилась она, — собиралась поиграть в теннис, но планы смыло дождем. Не хотелось скучать дома, вот и решила зайти пораньше. Не помешаю?
Я ответил, что она не помешает. Мне и самому не хотелось работать, и я смотрел видео, поглаживая на коленях кота. Я пригласил ее в дом, сделал кофе. Мы пили кофе и досматривали последние двадцать минут «Челюстей». Сто раз виденный обоими фильм не вызывал особого энтузиазма. Нам было все равно, что смотреть.
На экране побежали заключительные титры, а жена все не возвращалась. Мы немного поболтали ни о чем — об акулах, о море, о плавании. Жены все не было. Несмотря на то что я не испытывал к ней никакой антипатии, для часовой беседы наедине у нас явно недоставало общих тем. В конце концов, она была подругой жены, а не моей.
Не зная, чем бы еще заняться, я уже собирался поставить следующий фильм, когда она внезапно заговорила о разводе своих родителей. Не знаю, почему вдруг вот так, без всякого перехода, она подняла эту тему (по крайней мере, я не усмотрел явной связи между разговором о плавании и историей с разводом родителей). Вероятно, была какая-то причина.
— Вообще-то неправильно называть их шортами, — продолжила она, — их настоящее название «ледерхозен». Знаешь, что это такое?
— Короткие кожаные штаны, в которых ходят немцы? На лямках, верно? — ответил я.
— Да. Отец захотел ледерхозен в подарок. Он довольно высокий для своего поколения, ему пошли бы шорты. Вообще не думаю, что японцам идут ледерхозен, хотя это дело вкуса.
Чтобы внести ясность, я решил уточнить, при каких обстоятельствах ее отец захотел ледерхозен в подарок.
— Прости, я всегда не с того начинаю. Если что-то будет непонятно, ты спрашивай, не стесняйся, — сказала она.
Я заверил ее, что так и сделаю.
— Мамина сестра в то время жила в Германии и пригласила ее в гости. Мама не знала ни слова по-немецки и ни разу не выезжала за пределы Японии, но много лет преподавала английский, и ей страшно хотелось хоть раз побывать за границей. К тому же она давно не виделась с сестрой. Она предложила отцу взять десятидневный отпуск и поехать с ней в Германию, но отца не отпустили на работе, и мать отправилась одна.
— И тогда отец попросил привезти ему ледерхозен?
— Точно, — ответила она, — мать спросила, что ему привезти, и он попросил ледерхозен.
— Вот оно что, — сказал я.
Из ее рассказа выходило, что в то время родители были сравнительно близки. Во всяком случае, больше не орали друг на друга по ночам, а отец перестал злиться и не ночевать дома по нескольку дней, как это бывало раньше, когда у него была другая женщина.
— У него неплохой характер, он настоящий трудяга, но очень уж падок на женщин, — рассказывала она бесстрастно, словно речь шла о постороннем для нее человеке.
