– Неважно. Из мелодрамы выпал.
– Из мелодрамы? Любопытно.
– Подремать хочу.
– Все. Не трогаю. Не мешаю.
Так мы и досидели рядом с ним. Он еще поглядывал на меня, но больше не решался заговорить.
До кемеровского автовокзала доехал нормально, было сидячее место, и мне даже удалось крепко уснуть на полчаса. На улице стало немного теплее, была возможность прямо здесь сесть на рейсовый автобус, но его нужно было ждать минут двадцать. Я решил пройти пешком до маршрутки. Это было ошибкой. Я попал в самое пиковое время. Со мной в салон набилось очень много людей, и маршрутку сильно трясло, особенно сзади. Голова немедленно вспотела, пот катился по лицу, я снял шапку и вытянул руку вверх, зажатый между людьми. Второй рукой вцепился в свою сумку, которую держал у туловища. Если на улице был мороз, то здесь была настоящая сауна. Сам салон пропах бензином, а от людей, их курток и шуб исходило душное тепло. В глазах темнело, и я начал задыхаться. Дверь была в метре от меня, но я не мог пошевелиться, так сдавило со всех сторон. Вдруг какая-то женщина влепила мне пощечину.
– Откройте. Выпустите его. Парню плохо, – дала она несколько резких и громких команд.
Странные и слаженные усилия пассажиров (как говно из кишки) вытолкнули меня на улицу через заднюю дверь. Только шапка осталась в маршрутке. Я почти ничего не видел перед собой, кроме смутных контуров остановки. Мне хватило сил дойти до лавочки, резким движением я забрался на нее, положил сумку под голову и потерял сознание. Какая хорошая шапка была, синяя, полосатая, купил ее в магазине «Сток» всего за тридцать шесть рублей, и ведь даже голова от нее не чесалась.
Раз в день мы созванивались с Сигитой, говорили всего по паре минут. Звонки тогда были слишком дорогие в роуминге, а я уже начал залезать на шею к папе, так что выяснить отношения особо не успевали. Например, она была трезвая и одна, и разговор получался хороший, теплый. Я соскучился – я тоже – все странно – приедешь – поговорим. А раз она явно была пьяна, и я услышал, что она курит (хотя мы договорились, что она бросила), и я сказал: зря ты куришь, зря ты пьешь, пока, не могу сейчас говорить, – и быстро повесил трубку. Я писал роман, здесь, в отцовском доме, на отцовском компьютере, он хорошо продвигался. Бывало, по два-три часа по утрам чеканил почти без перерывов, а потом выпадал из текста, смотрел на комнату, в которой нахожусь, и становилось невыносимо. Писал я такой же, как и эта книга, отчет о своей жизни, и это, конечно, ладно, это терапия, но зачем-то заменил там несколько унылых подробностей такими же, но чуть-чуть другими унылыми подробностями, добавил какой-то тусклой выдумки, и не мог написать иначе. Если твоя книга не очень интересная, так сделай ее хотя бы честной – это правило не удалось не нарушить. Но и дописать надо было.
Как я мог ворваться на книжный рынок с этим текстом, было непонятно. Надеялся, что благодаря этому роману всем станет ясно, что я мощный писатель, а мою историю может примерить на себя каждый. Представление о книгоиздании у меня было размытое.
Вечерами встречался с друзьями.
Пошел гулять с поэтом Игорем Кузнецбергом. Он повел меня в гости к своей девушке, совсем молодой Алисе. Пока я пил чай, они выпили по паре рюмок водки, и Алиса спросила:
– А че Женя такой грустный?
– Че надо, то и грустный. Видишь, трезвый какой.
– С девушкой, – ответил я, – похоже, расстаюсь.
Вот так впервые произнес это, но не ожидал, что наш роман будет заканчиваться и заканчиваться еще много месяцев. Игорь и Алиса выпили еще и как-то странно оживились. Игорь, как из пистолета, выстрелил в Алису из пальца и сказал:
– Повели его к Наташке.
– А она пьет? – спросил я вместо того чтобы спросить, зачем меня к ней ведут.
– Она тоже не пьет! – обрадовалась Алиса.
Мы пошли пешком в странную общагу, где у этой Наташи была своя комната. Обе они (она и Алиса) были студентками какого-то местного ПТУ, но общага была не от учебного заведения, а какая-то блатная. Там жили и взрослые люди с семьями, и вообще комнаты были немаленькие, хорошие. Только туалеты общие.
– Жених твой приехал, – сказал Игорь.
Мне понравилась Наташа. Совсем юная, немного неуклюжая. Красивенькая, глупышка. Лет восемнадцать, внешность деревенская, такая, что хочется потискать.
– Проходите, заходите, – сказала Наташа.
– Спасибо, ребята. У меня сердце прямо оттаяло, – сказал я, разглядывая ее.
Игорь с Алисой занялись друг другом, переругивались, потом страстно целовались, пили водку. Наташа пила какой-то слабоалкогольный напиток, а я пил чай. У нее на стене висела мишень для игры в дартс. Пока мы вдвоем кидали дротики, я попросил ее рассказать о себе, но не стал вслушиваться. Никогда прежде я не кидал дротики, но новичкам везет. Я каждый раз попадал в центр. У меня как будто открылась суперспособность.
– Ты врешь, ты умеешь! – сказала Наташа.
– Клянусь, первый раз.
Потом мы вчетвером сыграли, и я опять всех обыграл. Даже написал эсэмэс Михаилу Енотову: «U menya otkrylsya odin talant! Ya neploho igrayu v dartz = ya ne obez’yana». Потом мы целовались с Наташей, я стал ее называть «молодой женой», а она меня «дорогой супруг». Игорь и Алиса нам аплодировали и радовались, что образовалась пара. Назавтра Наташе нужно было уезжать к родителям в Междуреченск, и я скорее обрадовался этому факту. Решил, что подумаю эти два дня, а по ее возвращении, возможно, поставлю пистон. Скоро мы разошлись.
Разговоры с Сигитой совсем не получались. Она пила с Пьяницей, я знал это.
Позвонил мой друг и одноклассник Вова и сказал, что он в Москве.
Много раз я пытался писать об этом человеке – наверное, самом первом и важном своем друге из детства. У меня всего два друга, отношения с которыми прервались: Вова и Илья Знойный. Возможно, с обоими из-за Сигиты, но про Илью – это, скорее всего, мои домыслы.
Вернемся к Вове. Один раз он чуть не убил меня, когда нам было по восемнадцать. Причина была совсем ерундовая: я напился и хотел поплакать в его комнате, заняв целый диван, а Вова хотел спать. Мы подрались у него дома и у него в огороде, а потом опять дома, и он разбил тяжеленный дисковый телефон о мою голову. Я, кажется, крушил все вокруг, и иначе остановить меня было невозможно. Помню, кругом были следы крови и соплей. Несколько дней я пролежал в больнице, и мы быстро помирились. Позже он вытаскивал меня из вытрезвителя, приходил на помощь, психовал, обижался, что мне чаще перепадает потрахаться (я просто талантливо преувеличивал), признавался в любви и дружбе. Теперь он уехал на Север и должен был там начать работать ментом. Сейчас у него случилась учебная командировка.
– Я в Москве, – сказал Вова. – Еду к тебе в общагу.
– Ты, конечно, молодец. Но я приехал в Кемерово.
– А учеба что? Забил?
– Сейчас еще каникулы. Ну и немного забил, да. Пропущу несколько дней.
