Я продолжал писать учебные задания. По субботам мы читали их вслух. Наш мастер Бородянский прикрывал глаза, когда слушал, чтобы не пропустить ни одного слова и визуализировать картинку. Второй мастер Ольга Валентиновна тоже была начеку, делала пометки ручкой. Бородянский давал советы более глобальные, Ольга Валентиновна помогала как опытный редактор. У меня было несколько работ, которые они высоко оценили: немой этюд, разговорный этюд, короткометражка, экранизация рассказа Шукшина «Стенька Разин». Некоторые задания я вообще не выполнил или бросил на середине. Я выбил себе разрешение писать полнометражный сценарий раньше времени, но и его бросил. После первого нашего сценария с Сигитой, который все расхвалили, но никто не поставил, меня охватывала тоска от этой схематичной записи: интерьер или натура, время действия, ремарка, имя героя, диалог. Никакой лирики, никаких мыслей.
– Вы должны поверить в структуру, Женя, – говорила Ольга Валентиновна. Но все во мне восставало против. Не хотелось верить в правила драматургии, в то, что фильмы и жизни подчинены каким-то дурацким законам.
На Новый год трезвый слонялся от комнаты через коридор до кухни, где был накрыт стол, смотрел на пьяных студентов-товарищей и грустно наслаждался своим состоянием. Надо бросать учебу, думал я. В этом году я ее брошу. Сценаристом становиться я не хочу, выход один: жить, работать кем получится и понемногу писать, накапливая капитал случайных строк и открытий.
От трезвости писать больше или лучше я не стал, зато скопились деньги на поездку в Казань в гости к семье Михаила Енотова. Я поехал туда на каникулах после сессии. Без Сигиты – она сказала, что за это время постарается написать пару серий и заработать для нас денег. Нарисовался какой-то сомнительный продюсер, и они разрабатывали сериал про адвоката в девятнадцатом веке.
У Михаила Енотова знакомый работал в клубе «Маяковский. Желтая кофта», и он предложил выступить там группе ночные грузчики. Саму музыку этот знакомый даже не послушал. Просто почему-то оказалась свободная дата – День святого Валентина. Что нам надо по райдеру? – спросил знакомый. Михаил Енотов тоже устроил себе разгрузку от алкоголя, поэтому первый в нашей жизни райдер был такой: четыре бутылки «Баварии» (она оказалась вкуснее «Балтики») нулевой и упаковка мармеладок «Харибо» со вкусом кока-колы. Но когда мы пришли в клуб в назначенный день и время, не обнаружили в гримерке ни пива, ни мармеладок.
– Ну я так и знал, – сказал я. – Зачем он тогда спрашивал?
– Может, решил, что это шутка.
Мы сами сходили за своим райдером, а когда вернулись, охранник не хотел нас пускать.
– Это безалкогольное пиво, – сказал я. – Его не подают на баре. И мы сегодня выступаем.
Михаил Енотов позвонил знакомому, он забрал у нас из рук пакет с бутылками и провел через охрану.
Нам представили звукорежиссера, и мы пошли настраивать звук. Минус звучал очень плохо, голос ненамного лучше.
– Вы как это сводили вообще? – спросил звукорежиссер.
В зале уже были люди, они ели и выпивали. Парочки целовались, праздновали, кормили друг друга с вилки, вытирали друг друга салфетками.
Концерт в этот день не был никак обозначен, не говоря уже о попытках привлечь целевую аудиторию. Вход, естественно, был свободный. Когда мы чекались, кто-то из людей крикнул:
– Включите нормальную музыку!
– У нас отличная музыка, – неловко огрызнулся я в микрофон.
– Давай, читай, не отвлекайся, – сказал звукорежиссер.
Я отвернулся от зала в сторону кулис и продолжил бубнить свои стишата.
Когда мы выступали, на танцполе было два человека: единственный фанат «ночных грузчиков» в Казани Евгений Запылкин и родной брат Михаила Енотова Кирилл Маевский – восемнадцатилетние парни.
– Приятного аппетита, уважаемые влюбленные, – сказал я, и мы начали.
Вдали прямо напротив сцены сидел за столиком отец Михаила Енотова, интеллигентного вида моложавый очкастый клерк. С ним были какие-то подруги семьи, они наворачивали мясцо, выпивали водку и поглядывали, как мы нерешительно топчемся по сцене и произносим текст:
стать взрослым
значит жить в чужом городе
с той, кто хочет родить от тебя в следующем году
иметь возможность выбирать
растить ли бороду
выгребать очистки из раковины рукой и готовить еду
На Михаиле Енотове был свитер «Хьюго Босс» за двести рублей из магазина «Сток», мне он предлагал надеть «Лакост» за девяносто. Для меня это было слишком, я остался в толстовке. Михаил Енотов в середине сэта все-таки снял «Хьюго Босс», под которым была самодельная футболка с принтом, вершина нашего совместного юмора – две похожие морды, как будто братьев: Сартр и Петросян. И подпись: «Who is who? Евгений Ваганович Сартр / Жан-Поль Петросян». Мы читали и читали свои странные тексты, людям было тяжело, но они терпели. Кто-то даже жиденько хлопал. Закончив, я испытал облегчение. Евгений Запылкин, впрочем, получил удовольствие, он даже двигался и знал слова. Звукорежиссер сказал:
– Ребята, у вас отличные тексты. Просто супер.
Первая профессиональная похвала.
Вечером мы играли в приставку дома у Михаила Енотова, и Кирилл Маевский говорил:
– Ты же учишься у Бородянского?! Он великий сценарист. Я посмотрел «Курьер» и «Афоня», и хотел бы я тоже учиться у него.
– А у Арабова, как твой брат? Говорят, он бог независимого кино и лучший лектор нашей шараги.
– Арабов лох! – вдруг заорал Маевский. – Вот Бородянский великий! Я бы у него отсосал!
У Маевского была странная привычка, он все время дергался, шевелился, иногда начинал двигать руками, будто играя на невидимых барабанах. Он был очень подвижный, высокий и худой пацан, все в нем ходило ходуном: и интонации, и лицо, и тело. Ему надо было сниматься в кино или играть в театре. Но становиться актером он не хотел. Маевский тоже написал пару рассказов, один из них, точно помню, назывался «Как я пошуршал с Яной» – про журналистку Яну Чурикову, которая вела программу «12 злобных зрителей» на MTV, и молодого террориста, и пробовал поступить во ВГИК, но не прошел предварительный конкурс. Теперь учился в Казани на пиарщика. Еще он играл на басу. Через два с половиной года он будет играть со мной в группе.
В поезде мне было тревожно, выспаться не мог. Задремывал на какое-то время на верхней полке. Мне снилось, что бутылка пива оказалась в моей руке и стремится в рот. Раньше таких снов не было. Я чувствовал запах алкоголя, он проникал в меня насильно. Я перевернулся на другой бок, опять задремал, но тут встал член, да так болезненно, что я начинал тереться о матрас и вроде бы даже стонать. От этого проснулся. Тогда я включил плеер и просто уставился в потолок.
