Фиалковая женщина встречается со старушкой и сиренью, и вместе они уходят по тропинке в сторону леса. За ними на разумном расстоянии следуют крепкие рыбаки.
Целая толпа запоздало вываливается на меня. Это дружеская компания, но всех очень много – похоже, они занимали целый вагон. Женщины, мужчины, старики, подростки. Выкатывают дедушку в инвалидном кресле. Лицо его скрыто. Старомодная шляпа надвинута на глаза.
К кому все они приехали? На них какая-то цыганистая, пестрая одежда. Но что это? То, что кажется алыми и бурыми цветами на черном и белом фоне, оказывается пятнами крови, сгустками крови. Все эти люди так ярко изранены, что кажется невозможным, что все они живы. Жуткий, правдоподобный грим. А может, это вернулась съемочная группа сериала «Душегубы», которая работала тут пару лет назад? Тогда массовка в ярких костюмах часами перемещалась туда-сюда по моей поверхности. Сейчас, конечно, я не смогла бы никого узнать. Лица застыли. Все люди перемещаются молча. У некоторых вывернутые наружу огнестрельные раны – вернее, отличная их имитация. У девушек все ноги в крови. Впереди выделяются двое подростков с авоськами. В них разноцветные книжки.
Молчаливой вереницей эти люди спускаются по ступенькам и отправляются к опушке. У кого-то за спиной гитары, у кого-то узкие футляры. Вероятно, с духовыми инструментами. Все это производит очень странное впечатление. Я так захвачена, что не сразу замечаю несущийся наперерез им черный лакированный автомобиль.
Пестрые разбегаются врассыпную. Они бегут к деревьям. Парень, который катит инвалидное кресло, тоже ускоряется. Старик, завернутый в плед, вцепляется в подлокотники. К счастью, компания успевает скрыться в зарослях, когда автомобиль наезжает на какое-то препятствие. Я вижу троих мужчин, раздраженно жестикулирующих. Один из них вооружен пистолетом. Он пытается целиться в убегающих в лес. Его останавливают двое других. Один из них нервно роется в багажнике. Другой вынимает из кармана фляжку и отпивает. Предлагает товарищам. Неудавшийся стрелок закуривает. Автомобиль, похоже, совсем заглох. Подозрительная троица топчется в растерянности, а потом, посовещавшись, разворачивается и пешком отправляется через луг к деревне Упрямцево.
Встреча
1. Дерево
– Что же это, Голубь, скажи? Это же не Инга? – Дарт припадает к земле, пропитанной страхом и отчаяньем.
Я отброшено. Я валяюсь рядом. Я уже привык к тому, что Дарт разговаривает с голубем как с человеком. Это нормально. Со мной он не так доверителен. Трехпалый хлопочет над ним. Все нормально, бедняга Дарт, все нормально. Это тело – обманка. Оно никому не принадлежит. Просто тело. Это не Инга. Мне ли не знать. Инга не могла погибнуть, и проводков внутри нее никаких нет. Там одна странность и нежность. Тяжесть и нежность. Глупость и нежность. Инга слишком живая. Взбалмошная, строптивая. Да она бестолочь! Не может разобраться, любит нас или нет. И кого из нас. А это не Инга. Это ее отслоившийся образ.
Один из образов. И больше ничего. Я бы попыталось объяснить это Дарту, но он меня не услышит.
Дарт прекрасен. А я только дерево.
Он совершил невозможное. Вытащил меня из Башни, нес на горбу. И не важно, делал он это ради своего представления о какой-то немыслимой чести, ради Инги или ради справедливости. Не важно!
У него получилось. Он смог почти все.
Не дотянул только до кромки леса. А нам сейчас необходимо оторваться от самой возможности преследования. Поверить в это. Да, преследования деформируют нас. Провоцируют паранойю. Обрекают на муки и смерть, если здесь вообще еще уместно говорить о «нас». Но и наоборот (тут Платон опять прав, как всегда). Наша паранойя – веревка, и на конце ее репрессии. Сейчас самое главное – не дернуть за нее. Чтобы выжить, нужно представить, что мир разумен. Что мы сами сохранили рассудок.
И тогда мы войдем в лес и растворимся в лесу.
Инга – там. Я чувствую: она уже там. Она всегда летит впереди паровоза. Наша «линия духовного фронта» чересчур растянулась. Инга забежала вперед и ждет подкрепления. Прости нас, любимая. Это место заражено эпидемией отчаянья. Но сейчас мы соберемся с силами. Я подкатываюсь к ногам Макса.
Эй, дружище! Приведи в чувство Дарта.
Макс понимает расклад. Встряхивает его, ставит на ноги.
– Слушай, я не знаю, что тут у вас происходит. Но времени у нас мало. Времени вообще у всех мало. Мы тут типа конечны, ну? Давай, соображай. Не могло быть так, что ты общался не с девушкой, а управляемым роботом? Это он? Как ты думаешь, кто им управлял?
Макс мыслит четко. Только он пошел по ложному пути.
– Нет, что ты! Не могло. Послушай, мы… я… она…
– Я понял. Ты любишь девушку своего учителя.
– А ты не знал?
Макс разводит руками.
– Ладно, ребята, я понял. Вы потом разберетесь. Это не она. Похожа, но не она.
А мы идем искать настоящую.
Дарт поднимает меня и взваливает на плечо. Макс подбирает вещи. Шаг – и мы уже в лесу.
2. Дарт
Мы идем очень быстро, пробираясь сквозь бурелом. Лес гудит. Он полон голосов. Кажется, что где-то вдалеке говорят люди, говорят птицы, говорят жуки, говорят цветы, шепчется кора деревьев. Даже мох. Тут всё говорит: роса, паутина, облако. Невероятная говорильня! Хоры и хоры – существ, веществ! Кажется, пойди по линии какого-нибудь одного голоса, до конца – и тогда всё и поймешь.
Темнеет в этих краях довольно быстро. Голубь – наш проводник. А мы устали.
Надо бы остановиться, выпить воды, но мы так взволнованы всем, что не можем об этом подумать. Мы ходим долго, мы наполняемся голосами, цветностью, запахами. Мы врезаемся в чашу, в самую глубь, и уже сами себе кажемся деревьями.
Но вот, спугнув крупного зайца, к нам выбегает большая белая собака. Наша Собака. Над ней летит птица. Мы замираем. Она садится на ветку нашего Дерева. Она поет свое «фьюить-фьюить, твинь-твиринь-пинь». Обмахивает крыльями мое лицо.
И я понимаю, что это Инга.
Мне кажется, Дерево тоже это понимает. Оно на глазах покрывается все новыми почками. Листья распускаются. Это так заметно и так чудесно, что даже Макс, у которого голова нормально держится на плечах, говорит:
– Я не ожидал, конечно, что мы так быстро ее найдем. Она красивая, твоя Инга.
И я говорю:
– Спасибо.
Пока мы стоим в центре неясных событий, в глубине несусветного лета, пока Макс гладит Собаку и она лижет его лицо (наверное, догадывается, что без его помощи спасение Метафизика/Дерева не обошлось), к нам приближается высокая фигура. Сначала мне кажется, что это лесник в странной шапке, который тащит на спине растопыренную вязанку сухостоя. Но вот фигура ближе и ближе. Светотени бегут по ней. И каждый из нас видит, что это не совсем человек – это Человек-Олень. Его благородная морда похожа на удлиненный овал лица, а умные глаза миндалевидны. И очень спокойны. Олень идет, как странный рыцарь из забытья времен. Он улыбается. Его русский прекрасен:
