Никогда еще дело не было таким серьезным, как в этот раз: ребром стоял вопрос, быть или не быть православию; поэтому вечером прорабатывали не только идеологическую сторону, но и тактическую, как держаться.
После долгих соображений решили добиваться обсуждения программы в целом; при этом, не рассеивая внимания, не отвлекаясь на все множество вопросов, можно было выбрать два-три, безусловно и очевидно для всех неприемлемых, и на них сосредоточить весь огонь, а потом сделать вывод, что, ввиду невозможности принять такие-то пункты, съезд отвергает всю программу. С тем и разошлись.
У Варина тоже был свой план. Когда утром все собрались в церковь, где должен был открыться съезд и ожидали только его и Апексимова, он не явился, а через посланного предложил духовенству прийти к нему. Приглашенные пошли неохотно, ворча про себя, а то и вслух, что такой поступок нетактичен, что прихожане могут подумать, будто духовенство о чем-то договаривается за их спинами, что-то скрывает от них. Но не хотелось начинать со споров и потому пошли.
В объединенном округе насчитывалось около тридцати священников; на съезд приехало не более двадцати пяти. Конечно, при желании такое количество людей можно было бы собрать в любой деревенской избе, тем более в поместительном церковном доме. Поэтому всем бросилось в глаза, что Варин не соблаговолил пустить их даже в просторный светлый коридор. Для них заранее были расставлены скамьи во дворе, а Варин вышел на высокое крыльцо и начал говорить, как с трибуны. Он говорил, что все должны присоединиться к «Живой Церкви» и принять к руководству постановления собора двадцать третьего года, причем довольно прозрачно намекал на неприятности, могущие произойти с теми, что вздумает протестовать. И опять о том или другом постановлении собора, и опять предупреждения и требования воздействовать в нужном направлении на приход, и так без конца. Слушатели поглядывали на часы, раздались дватри негромких голоса о том, что пора открывать съезд, что обо всем этом можно говорить и там, но Варин отвечал: «Еще пять минут, закругляюсь», а то и ничего не отвечал и продолжал свою речь.
Наконец тихонько приоткрылась калитка, и в нее осторожно протиснулся остролукский представитель Сергей Евсеевич Прохоров. Он окинул взглядом собравшихся и так же осторожно, как и раньше, чтобы не помешать оратору, начал пробираться по стенке к своему батюшке.
– Здесь мирянам не место! – громко заявил Варин. Сергей Евсеевич смутился еще больше и приостановился, не зная, что делать, но отец Сергий ободрил его. – Погодите, отец Иоанн, это ко мне, – сказал он. – А может быть, у него дело. Ты что, Сергей Евсеевич?
– Батюшка, народ волнуется, просят поскорее начинать. Время горячее, самая рабочая пора.
– Правильно, пора начинать! – Нечего тут секретничать! Об этом можно говорить и на съезде, – раздалось с разных сторон.
Варин вспыхнул:
– Кто не хочет слушать, может идти! – с угрозой в голосе сказал он.
В первом ряду, сверкая громадной, во всю голову, лысиной, сидел отец Василий Карпов, бывший помощник благочинного, настоятель церкви села Никольского, где на втором штате служил Мячин. Он повернулся и сказал вполголоса: «Идемте все!»
Все поднялись, с шумом отодвигая стулья и скамейки, направились к выходу. Варину ничего не оставалось, как вместе с Апексимовым последовать за ними, что он и сделал, переждав только какой-то срок, который счел необходимым, чтобы приход его выглядел более внушительно.
Сразу же после выборов председателя и открытия съезда Варин взял слово и повторил почти ту же речь почти с тем же результатом. На этот раз возгласы: «Мы все это уже несколько раз слышали», «Пора начинать обсуждение, нечего дорогое время попусту терять» – начались скорее, чем в первый раз.
– Кто не хочет слушать, может уходить!
Должно быть, Варин глубоко верил в ошеломляющую силу заранее подготовленной фразы, если его не смутила недавняя неудача. Или же, наоборот, он был совершенно не подготовлен к противодействию со стороны слушателей и эта фраза, как в первый, так и во второй раз вылете ла непроизвольно, в пылу раздражения?
На этот раз эффект, вызванный ею, был еще сильнее. Отец Василий Карпов, как и всегда, по привычке устроившийся в первом ряду, снова негромко сказал: «Идемте все» – и поднялся вместе со своими соседями.
За ними к выходу повалила целая толпа, включая и мирян.
– Пришлось Варину кричать: «Благоразумные, вернитесь!» – рассказывал об этом отец Сергий и добавлял: «Мы, может быть, и не вернулись бы, да председатель там остался на съедение, председателя пожалели. Хороший мужик, не из разговорчивых, а надежный».
– Председателю в прениях выступать не полагается, – объяснил он неискушенным в подобных делах, – поэтому его всегда стараются выбрать из тех, кто потише, чтобы не терять своего оратора, но и не пешку, а тем более не противника, чтобы как-нибудь не подложил свинью, ведя собрание.
– Кто будет говорить? – спросил председатель, когда члены съезда снова заняли места.
Никто не отозвался. Председатель повторил вопрос. Присутствующие переглядывались, но начинать никто решался.
«Правы были мои соседи, когда приезжали звать меня. Застрельщик нужен», – подумал отец Сергий и поднялся:
– Прошу слова!
Он обстоятельно разобрал программу «Живой Церкви», останавливаясь на тех пунктах, которые особенно сильно противоречили каноническим правилам, были «безусловно и очевидно неприемлемы», – на женатом епископате и второженстве священников. За время, протекшее после разговоров с Преображенским, отец Сергий еще продумал и отработал этот вопрос, подобрал еще новые цитаты из Священного Писания и «Книги правил». Притом, как миссионер, он хорошо знал уровень развития своих слушателей и говорил понятно и убедительно. Его речь внесла ясность, отделив главное от второстепенного, так что сущность вопроса стала понятна и мирянам. Даже со стороны было заметно, что это так. Варин, возбужденный неудачным началом съезда, едва сдерживался. Наконец он вскочил с места и крикнул:
– С-в, я тебя слова лишаю!
– Лишить слова может только председатель, а не вы, – возразил отец Сергий, а председатель, отец Димитрий Табунщиков, поспешил поддержать его:
– А я не лишаю! Продолжайте, отец Сергий.
Через некоторое время Варин снова грубо прервал оратора.
– Ты контрреволюционер! – закричал он.
– Об этом может судить представитель гражданской власти, – стараясь быть спокойным, ответил отец Сергий и обратился к сидящему за столом президиума начальнику милиции: – Находите вы в моих словах что-нибудь контрреволюционное?
– Нет, ничего, – ответил тот, – только вы, по-моему, не на тему говорите.
– А об этом пусть судит председатель. Председатель меня слова не лишал.
– Нет, не лишал, – снова подтвердил Табунщиков.
После выступления отца Сергия поднялся вопрос о прекращении прений. «Что много разговаривать, и так все ясно. Времени-то уж много; нужно голосовать да разъезжаться». С этим согласилось большинство.
