Сейчас она лежала в старой кровати, купленной лет двадцать назад, прислушивалась к тишине, и очень четко понимала, что творческая эйфория не проходит. После гадания эмоции оставались такими же острыми и ясными. Это как испытывать оргазм продолжительное время. Оргазм, которые не надоедает… которого, правда, давно уже не было.
Она усмехнулась в темноте.
Надо признаться: да, блин, хочу попробовать ещё раз. Взять колоду, перетасовать, разложить чью-нибудь судьбу. Узнать наверняка, что выпавшее — это реальность. Сбудется! Карты, блин, не врут. Они не предугадывают судьбу, а создают её.
Надя села на кровати. Холодный воздух непривычно пробежал по обнаженным плечам и шее. Дом за ночь остывал — не до такого состояния, чтобы чувствовать дискомфорт, но после теплой квартиры ощутимо. На ногах высыпали крупные мурашки.
Подвал, вспомнила Надя.
На похоронах она готова была засыпать его песком, как и мамин рабочий кабинет под лестницей. Слишком много дрянных воспоминаний.
Но сейчас ощущения были иные.
В подвале мама хранила все свои ведьмовские вещи. Посторонним туда вход был воспрещен. И почему-то сейчас Надя поняла, что в подвале всё еще хранятся мамины гадальные колоды. Старые, использованные — они лежали в коробке из-под конфет, перетянутые белыми резинками. И новые колоды, которые никто и никогда не держал в руках, кроме мамы. Запас на черный день.
Они точно там! Ждут свою новую хозяйку!
Надя нащупала ногами тапочки, поднялась и тихонько вышла из комнаты. Двери не скрипели — мама следила за домом. В коридоре было темно. Надя решила не включать свет, чтобы не будить Наташу, наощупь дошла до лестницы, спустилась, ощущая под рукой холод деревянных перил.
Пустой дом вселял неосознанный страх. Два человека в этом доме казались букашками, паразитами, забравшимися в его остывающее нутро.
Надо было захватить плед или какую-нибудь накидку. Надя прошла мимо дверей в кладовую, мимо ванной, остановилась на мгновение перед дверью в мамину комнатку под лестницей. На похоронах тут висел большой, навесной замок. Интересно, куда он делся? Сейчас дверь была закрыта на простую щеколду. Можно отодвинуть её — и таинственный рабочий кабинет в Надином распоряжении… Вот только имеет ли право Надя туда заходить? Комнатка — второе место после подвала, куда маленькой Наде заходить без мамы было строжайше воспрещено.
Слишком яркие воспоминания.
Запах воска.
Остриженные волосы, кружащиеся в золотистом утреннем свете.
Надя стряхнула воспоминания, словно высохшие листья. Подошла к горшку с фикусом, отодвинула. В полумраке хорошо проглядывалась дверца в подвал. Грибов что-то говорил про неё, мимолётом, обрывками какой-то странной истории про падение с лестницы и ушибы. Надя тогда слушала вполуха, не до того было. Запомнила только, что бывшего зачем-то потянуло в подвал, он поскользнулся на бетонной ступеньке и разбил себе лицо и коленку. С Грибовым всегда так, находит неприятности на пустом месте…
Она просунула пальцы в овальное отверстие, потянула, испугавшись, что не хватит сил открыть. Ощутила легкое сопротивление, словно массивная дверь давно и прочно вросла в пол. Но потом раздался едва слышный скрип, в полу прорезались глубокие черные линии, дверца поднялась, вываливая наружу закрепленный на болтах металлический упор, вперемешку с едким болотным запахом, холодом и чернотой.
Кончики пальцев всё еще дрожали.
Надя склонилась, нащупала рукой выключатель на голой кирпичной стене. В глубине подвала зажегся яркий свет, осветивший стены, лестницу, край пыльного пола внизу, деревянные балки и колышущуюся паутину. Был виден только небольшой участок подвала — край каких-то полок, коробки, вазы и чашки…
— И ты действительно хочешь туда спуститься? — прошептала Надя. — В два часа ночи? В подвал, который боялась в детстве и который планировала засыпать песком, не глядя?
Сама же себе дала неожиданный ответ — да.
Где-то там были колоды карт, с помощью которых можно
(получить бесконечную творческую эйфорию?)
выкарабкаться из кризиса — семейного, личного, душевного, все равно какого.
Она пару секунд вдыхала затхлый сырой воздух, пялилась, не моргая, на кусочек пыльного бетонного пола, затем начала осторожно спускаться.
Подвал оказался небольшим. Три или четыре квадратных метра. Большую часть его занимали многочисленные широкие деревянные полки, забитые всякой всячиной.
В углу валялся старый ржавый котел с двумя кривыми ручками. Пузатый бок у котла вздулся и треснул. Рваный рыжий шрам тянулся от горлышка ко дну по диагонали. На дне скопилась вода. Пахло странно — сыростью и как будто чем-то горелым. Похожий котел стоял сейчас в летней кухне. Этот, должно быть, старый. Интересно, почему он лежит в подвале? Мама могла его запросто выкинуть, а не спускать вниз по ступенькам. Для чего?
Она осмотрелась.
На стенах справа и слева по три полки, стену напротив занимали всего две. Там же стояли трехлитровые банки, заполненные… Надя подошла ближе… в одной банке осколки ножей. Множество поломанных лезвий. Были они разной ширины, толщины, одни с зубчиками, другие гладкие, третьи проржавевшие и грязные, разные. Вторая банка до краев наполнена иголками разной толщины. От больших цыганских, до крохотных булавок с блестящими кругляшами на кончике. Третья банка — обломки ножниц. Большинство с отломанными ручками или лезвиями. Проржавевшие кончики. Рыжая мишура на лезвиях.
Два конца, два кольца, а посередине гвоздик
По спине пробежал холодок. Надя вспомнила, что уже видела эти банки в детстве. Как-то раз спускалась с мамой сюда, заметила, как мама снимает с банки белую пластмассовую крышку и высыпает из ладони ворох мелких гнутых иголок.
Мама говорит: Это от нехороших людей. Отработанный материал. Запомни.
Надя все успешно забыла. Вспомнила только сейчас. Сколько же нехороших людей побывало в этом доме?
Несколько минут разглядывала содержимое банок, не в силах оторвать взгляда — иголки, ножи, ножницы завораживали… словно в наполнение этих банок мама вкладывала особый смысл, своеобразный ритуал. Как только он закончился, и банки заполнились до краев — мама умерла.
Надя присела на корточки, осмотрела полку под банками. Осторожно вытащила рыхлую бумажную коробку с вмятым боком. Обнаружила внутри под отсыревшей крышкой какое-то тряпье, от которого, вдобавок, дурно пахло. Рубашки, брюки, рваные джинсы… Поворошила рукой, не без омерзения — быстро запихнула коробку обратно. Вытащила следующую. Тоже самое. Ворох грязных носков, рыжее пальто с оторванным воротником, смятые футболки… Мама, судя по всему, занималась сбором никому не нужного старого тряпья. Вот только зачем? И откуда она его брала?
Одна из полок была заставлена чайными чашками без ручек. Ручки кто-то (мама?) целенаправленно отколол. Надя взяла одну чашку, повертела под светом лампы. На дне засохло что-то зеленоватое. По краям остались тусклые разводы. Слабо запахло кислым, неприятным.
