Размышляю о ребенке. На форумах пишут, что мама начинает любить ребенка чуть ли не с момента зачатия. Мол, материнские инстинкты и всё такое. А я не люблю. Что со мной не так? Я знаю, что он растёт внутри меня, ему уже пятый месяц, но нет абсолютно никаких чувств. Я даже не хотела идти к врачу. Зачем тратить на это время? Какая-то депрессия. Ната меня уговорила. Сказала, что если не пойду, то врачи начнут названивать, это рассердит мужа ещё больше и он снова меня поколотит. Забавные такие уговоры, да?.. Мне неинтересен пол ребенка, я не знаю, что мне делать с ним, когда он родится. Нужно ли ему вообще рождаться в таких условиях? У нас с Артемом всё очень плохо. Я его боюсь, он меня ненавидит, мы не можем развестись, потому что никто пока ещё не сделал решительный шаг. Это какой-то идиотский магнетизм в отношениях. Знаю пары, которые не расходятся просто потому, что не решаются. Никогда не думала, что я среди них…
У нас всё кончено. Последняя капля: разбил мне губу и выбил центральный резец. В голове хрустело так, что я подумала, будто у меня череп ломается. Безумно больно. До одури. Я воспользовалась ножом, который дала мне Ната. Это её трофейный нож, из какой-то старой кондитерской лавки. Говорит, нож приносит удачу. Она дала мне его две недели назад и сказала, что даже если я зарежу мужа спящим в постели, всегда можно доказать, что это была самооборона. Он уже не сдерживается. От его ударов у меня синяки на бёдрах и на пояснице. Его бесит, что я беременная, потолстела, а секса нет так часто, как ему нужно. Бесит, что я часто бегаю в туалет по ночам и бужу его. Бесит, что я стала неповоротливой кобылой. Бесит моя одышка. Бесят просьбы забрать меня откуда-то или привезти куда-то. Бесят недосолённый борщ, запах лекарств, излишнее внимание моих родственников. Его. Всё. Вокруг. Бесит… Это мне на пользу, твердит Ната. Мы с ней в последнее время стали очень близки. Полгода или около того. Она часто меня навещает. Мы ведь родные сестрички, самые близкие люди в мире. Леру не считаю, само собой. С ней я общаюсь, потому что обязана. Лера давно вычеркнута из нашей жизни. Остались только члены семьи, говорит Ната, способные по-настоящему понять друг друга. У неё дома я чувствую себя в безопасности. Часто не хочу уходить. Ната очень мудрая для своих лет. Мне за ней в этом плане не угнаться. Она дала нож и объяснила про самооборону. А ещё сообщила, что если я уйду от мужа или убью его, то сразу надо звонить ей. Только сестра сможет меня защитить. Я ей поверила — и теперь я в безопасности. Кончено. Кончено. Артём выбил мне зуб, схватил за волосы и принялся таскать меня по полу, как нашкодившую девку. Коленки сбила в кровь. Рыдала. Он смеялся. Потом выдохся, бросил и пошёл на кухню, наливать себе ещё пива. Я же подползла к кровати, вытащила из-под матраса нож. Сразу скажу: плохо соображала, что делаю. Хотела дождаться, когда Артём вернётся, дождаться, когда он схватит меня за волосы, и всадить нож по самую рукоятку ему в трусы, в пах, провернуть. Очень хотела. Но на кухне заработал телевизор, я поняла, что Артём в ближайшее время точно не зайдёт. Тогда я добралась до телефона, написала Нате и начала собирать вещи. Бросала всё подряд в дурацкий красный чемодан на колёсиках. Никогда им не пользовалась, а тут подвернулся в шкафу. Я мечтала, чтобы Артём вошёл, увидел и бросился на меня. Самооборона. Но он не вошёл. Ната написала: «Я подъехала, поднимаюсь». Я вышла в коридор, катя чемодан перед собой. Нож всё ещё был зажат в руке. Артём увидел меня. Он развалился на стуле в кухне, одетый в трусы и тельняшку. Одна нога на другой, болтается тапочек. Я почему-то запомнила Артёма именно таким. И ещё его выражение на лице: презрительная ухмылка. Он не верил, что я уйду. Спросил: «Хрюшечка, ты куда?». Я молча открыла дверь. На пороге стояла Ната, и у неё был пистолет. Настоящий пистолет, не шучу. В глазах — решительность и безумие. Я никогда у неё не видела такого взгляда. Ната зашла в квартиру и наставила пистолет на Артёма. Сказала мне: «Выходи, машина сразу налево, за домом», протянула ключи. Я посмотрела на мужа и увидела, что он больше не улыбается. Он просто сидит в той же позе — с болтающимся тапком на ступне — и очень внимательно смотрит на пистолет. Я вышла, услышав, как Артём спрашивает: «Ты умеешь им пользоваться?», а Ната отвечает: «Хочешь проверить?»… Дальше я не знаю, что происходило. Я спустилась на первый этаж, но боялась выйти из подъезда. Сердце колотилось, тошнило. Очень хотелось в туалет. Поняла, что плачу, когда слезы закапали с подбородка. Но ведь уже всё кончено. Без сомнения. Я сделала это. Через какое-то время появилась Ната. Она взяла чемодан и повела меня на улицу. Пистолет исчез. «Убери нож, — сказала Ната, когда мы подошли к машине. — Первое правило идеального преступления — не пались». Я решила, что она убила Артёма. Готова была в это поверить. Ната могла. Каюсь — но я обрадовалась. И ещё подумала страшную вещь: нужно заодно избавиться и от его ребенка. Ни одного воспоминания. Ни единой зацепки. «Подонок живой, — сказала Ната, рассеивая мои робкие надежды. — Может быть ненадолго, но живой»
Нет сил думать о ребёнке. Выпивали у Наты на кухне. У неё роскошный дом, но я бы не хотела в таком жить. У меня боязнь открытых пространств. Именно поэтому я прошу папу не торопиться с ремонтом. Не хочется его обижать, но большой дом не для меня. Я сказала Нате, что не хочу рожать. Ребёнок будет напоминать о пяти годах кошмара с Артёмом. У меня нет материнского инстинкта. Ничего не чувствую. Разве что злость от того, какой стала: ещё более толстой, ещё более грубой. Я всё время краснею, у меня лопаются капилляры и ещё чешется в ушах и подмышками. О, этот не проходящий зуд. Я хочу, чтобы кошмар закончился. Мы напились до чёртиков. Ната сказала: «Если не хочешь ребенка — делай аборт. Это твоё тело, твой выбор». Она права. Я подумаю об этом. Но что скажет папа? Он очень хочет внука или внучку. Он запретит делать аборт. Папин гнев — это что-то ужасное, хуже, чем выбитый резец. Это на всю жизнь. Он будет меня презирать. Как Леру. АК я не хочу быть, как Лера. Никогда не хотела. Мы выпили ещё. Смутно помню. Ната сказала: «Есть ещё один способ — выкидыш. У тебя стресс, развод, тебя избивал муж. Если случится выкидыш, никто не разозлится. Даже наоборот, тебя будут все жалеть. Представь, жила с мудаком, который вдобавок лишил тебя ребенка». Страшные мысли. Ребенок уже шевелится, я чувствую его. Но не могу о нём думать. Что-то в голове переклинивает. Сразу вспоминаю Артёма и понимаю, что ношу его ребёнка. Он будет похож на Артёма. Внешностью? Поведением? Вдруг я рожу монстра, который так же будет избивать жену, когда вырастет? Вдобавок, он мне изменял. За это, говорит Ната, отрезают яйца. Без сожаления. Мы бы так и поступили, трофейным ножом. Может быть, когда-нибудь. Измена не должна оставаться безнаказанной. Теперь это кровная связка: ребенок и Артём. Не могу избавиться от мысли, что ребёнок мне не нужен. Наверное, Ната права.
Я сделала это. Благослови старшую сестру. Никто ничего не заподозрил. Выкидыш на почве нервного срыва. Напилась таблеток — раз. Массаж живота — два. Давила так, что едва сердце не выскочило — три. Ладно, без подробностей. Никого не удивило, что Ната оказалась первой, кто приехал на помощь. Как будто случайно. На самом деле, она всё время была рядом и контролировала. Сколько крови. Я никогда не видела столько крови, придётся отмывать гостиную. Теперь не так страшно привести сюда Артёма для последнего разговора. Ната вызвала скорую помощь. Господи, какой крохотный младенец. Я его видела несколько секунд. Похож на куклу, только глаза закрытые. Очень, очень маленький. Мне кажется, на короткое мгновение я почувствовала тот самый пресловутый материнский инстинкт. Захотелось прижать ребёнка к себе. Чтобы он запищал или начал двигать ручками. Я кричала там, в палате. Это был искренний крик. Мне было тяжело. Лучше бы родила. Короткая мысль, как удар током. Ната сжала мою руку. Ребенка унесли. Я даже не знаю, мальчик или девочка. Очень горько. Я убила человечка. Родного. Пусть бы он вырос монстром, но он был бы моим монстром. Тяжело. Надо выспаться и привести мысли в порядок. Надо продолжать жить.
