Лера поняла, кого Вика имеет в виду. Старые знакомые как раз и были тем якорем, от которого она избавлялась много лет. Лера, может, и хотела вернуть ощущения, но далеко не все.
Её воспоминания перемешались так сильно, что нельзя было отделить плохие от хороших. Она не помнила граней между весельем в клубе и ночной депрессией в пустой квартире. Она не знала, хорошо ли трахаться с несовершеннолетним, или после секса придет ужаснейшее разочарование, накроет как старую наркоманку без дозы. Как вообще определить, если вся жизнь в те годы похожа на разбросанные в темноте кусочки пазла?
— Я не уверена, что смогу прийти, — ответила она, наконец.
— Брось! Пора возвращаться, сестрица! Там, где было хорошо! — Вика заказала еще бокал вина.
Интересно, до какого состояния она напивается к вечеру? Или организм настолько привык, что опьянение — это теперь норма? Водит ли она машину, и если да, то как уедет отсюда?
— Мне там было хорошо десять лет назад. Это же целая вечность. Я изменилась, время другое, жизнь другая.
— Скучная жизнь. Серая и однообразная. Ты же сама сказала — работа, дом, работа. Как у миллионов людей. Ты, наверное, еще и еду на дом заказываешь, да? Фитнесом пытаешься заниматься. Бегаешь по утрам, ешь салаты без майонеза, ничего жирного, алкоголь только по праздникам. Читаешь книги? Сейчас все читают. Надо еще в марафоне поучаствовать и в велозабеге. Тоже модно, — Вика рассмеялась. — Только это и есть унылая и никчемная жизнь, Лерочка. Ты думаешь, что живешь хорошо, но нет. На самом деле это раньше мы жили хорошо. Когда была безбашенность. Неопределенность! Риск! Мы выходили из дома и не знали, где окажемся ночью и в чьей квартире проснемся на следующее утро! Мы не разбирали, что пьем и что едим. А вместо фитнеса — секс! Да? Вспомни, ну же!
— Так и было, — пробормотала Лера.
Особенно её зацепил вот этот переход на «мы». Как будто Лера только в одиночестве была серой и унылой. А с кем-то её жизнь расцветала и становилось… другой!
— Тогда надо повторить. Хотя бы раз. Вместе.
Принесли второй бокал вина, и Вика выпила его почти так же быстро, как и первый.
— Не терплю возражений, — добавила она. — Сегодня вечером. В клубе Толика. Я заеду.
Лера не ответила. У неё был выбор. Или сбежать от сестры в ночную смену, отгородиться, как раньше, потерять связи, вернуться туда, откуда пыталась выкарабкаться при помощи Дениса. Или действительно зацепиться за нормальную жизнь.
— Смотри, кораблик, — сказала Вика, ткнув пальцем в окно.
Действительно, из-под моста медленно показался тот самый катерок с желтой горизонтальной полоской на боку. Он неторопливо рассекал спокойные речные волны, направляясь к пристани. За штурвалом стоял какой-то молодой паренек в бейсболке. Кораблик был тот, а капитан — нет.
— Это фальшивый катер, — пробормотала Лера. — Не считается.
После чего тоже заказала себе вина.
Пашка подъехал не к дому Наты, а за квартал до него, а потом пошел пешком, собираясь с мыслями. Актеры третьего плана в дешёвых боевиках постоянно так делают. Маски они снимают только по ночам, запершись в квартире — вешают на крючок образ умудренного жизнью мужичка и облачаются в безэмоциональную тень, у которой нет ни будущего, ни прошлого, ни даже настоящего.
В районе было тихо, автомобилей было мало. Как и прохожих. Богачи предпочитали сидеть каждый в своём доме, за высокими заборами, охраняемые камерами и сторожевыми собаками, за звукоизоляционными стенами. Чем меньше вас видят — тем лучше. Ни звука, ни намёка. Каждый в своей тени. Богачи — те же актёры, только чуть более удачливые. Они вовремя сообразили, где и как использовать свой талант, кому какую улыбку показывать и перед кем играть самые яркие в жизни роли. Так что в этом плане не было между Пашкой и богачами сильной разницы. Дело в принципах.
Небо становилось серым, тени торопливо удлинялись, словно пытались оторваться от своих хозяев и ускользнуть, прежде чем наступит ночь и поглотит их всех. Пашка написал Лере: «Иду к Нате. Пожелай удачи». Лера не ответила. Пашка с тревогой подумал, что она, должно быть, снова мечется по тесной квартирке, обнаженная и вспотевшая, с кусочками рафинада в руках, выдумываем всякое и доводит себя до нервного срыва. Хотя, может быть, выпила таблетки и завалилась спать. Маловероятно, но может…
Он остановился у калитки с номером «23». Под номером висела деревянная табличка с надписью: «Осторожно, злая собака», хотя Пашка знал, что у Наты домашних животных не было. Лера сказала, что Денис мечтал завести добермана, но жена не разрешала. Собака легко разрушала идеальность внутри Натиного дома.
Вдавил кнопку звонка, услышал дребезжащую трель где-то в глубине двора. Подождал, нажал снова. Обычно срабатывал домофон, или щелкал, открываясь, замок — пришедшего видели в камере, подмигивающей красным пятнышком под козырьком калитки. Но сейчас никто не отозвался.
Может, это к лучшему, что Наты нет дома? Может, так и надо?
Но откуда тогда выползло странное тяжелое чувство? Ответственность? Стыд? Нежелание приезжать сюда снова?
— И что вы мне предлагаете? — пробормотал Пашка, в третий раз вдавливая кнопку звонка. — Стоять тут и ждать? А если она до завтра не приедет?
Динь-динь-динь
Трель пронеслась по двору и затихла. Пашка отошел на пару шагов, надеясь за высоким забором разглядеть дом — горит ли свет в окнах? Есть ли признаки жизни? Может быть, его просто не хотят впускать. Почем бы и нет? Нате незачем играть в заботливую родственницу. Здесь она может быть сама собой.
А потом Пашка увидел щель между воротами и забором. У ворот был механизм горизонтального закрывания — и сейчас высокая металлическая панель попросту не доехала до конца. Пашка подошел ближе. Щель была неширокая, сантиметров пятьдесят. Ворота едва слышно гудели, будто где-то в них что-то заклинило. Вероятно, Ната уехала, не проверив или не дождавшись, когда ворота закроются. Да и кто вообще проверяет такие вещи?
Сквозь щель можно было различить двор, пожелтевший осенний газон, листья на траве, бетонную тропинку, дом. Правее — гараж на два автомобиля. Слева — большой мангал под козырьком, столик, несколько складных стульев, лежащих на нём.
Пашка подошел, осмотрелся, и совершил вполне осознанную глупость — пролез боком во двор. Злая собака не выскочила. Свет в доме не загорелся. Сгущающиеся сумерки стремительно затирали следы такого вот нехитрого преступления.
Вляпался в приключение, как и всегда.
Пашка застыл у забора, пытаясь привести хотя бы один довод, зачем он только что забрался в чужой двор. Выходило — причины нет, а есть рефлекс, инстинкт, что-то такое, что заставляет людей совать нос не в свои дела.
Он нервно хихикнул, нащупал в нагрудном кармане пачку сигарет, дешевую «Приму» без фильтра. Любил горький и въедливый вкус табака. Когда не было времени лепить самокрутку, с удовольствием выкуривал парочку «армейской классики».
