Иногда она стояла у тату-студии «Скорпион» в Ист-Виллидж, но никогда не решалась зайти внутрь. Преобразится ли она, переступив через этот порог, когда нанесенные на тело чернила откроют всем ее грехи и печали? Однажды, когда она размышляла, не сделать ли ей наконец татуировку, которую давно придумала, кто-то открыл дверь изнутри.
– Я просто смотрю, – сказала она, поспешно удаляясь.
Шелби часто думала о татуированной девушке на Юнион-сквер, о том, как они могли бы обменяться судьбами в тот день, когда Шелби увела собак. В сказках такие события случаются: вы крадете у кого-нибудь и получаете его судьбу в наказание. Шелби порой думала: как ей удалось спастись от тяги к саморазрушению, в чем ее отличие от девушки в парке?
Шелби привязывали к больничной койке, она резала себя всем, что попадалось под руку, включая пластиковые вилки и ложки. Но эта девушка с Юнион-сквер стала теперь чем-то вроде маленькой сестры внутри ее самой. Шелби не знала, почему она не превратилась в такую же девушку, которая кричит на прохожих, запутавшись в паутине своей боли. Ночами, когда Шелби читала ветеринарные журналы, а собаки мирно посапывали рядом, она думала, что, наверно, когда спасла их, те, в свою очередь, спасли ее.
Зима была суровая, и в апреле еще было холодно. Шелби спала в свитере, а иногда в плаще от «Берберри», который подарил ей Бен. Когда Шелби о нем думала, ей хотелось плакать, но она сдерживалась. Она подозревала, что утратила способность к слезоотделению. Когда квартира казалась ей слишком маленькой, она сидела на пожарной лестнице, как прежде с Беном.
В весенние холода Гудзон приобретает серебристую окраску, словно луна упала прямо на речное дно холодным белым камнем. Ясными ночами можно увидеть звезды в черном небе над Десятой авеню – большая редкость в городе. Несколько храбрых листиков появилось на цветущих грушах, но они дрожали на ветру, дующем с реки, и твердели, замерзая, на тонких качающихся ветках.
Шелби сильно простудилась, оказалось, что у нее пневмония. По ночам она ощущала себя так, словно тонет. Она кашляла настолько громко, что будила своих соседей снизу, и они приходили жаловаться, хотя сами порой устраивали такие бурные ссоры, что Шелби слышала стук туфель, врезающихся в стену. Она все это время заказывала яичный суп в китайском ресторане, но бóльшую его часть выливала, а печенье с предсказанием судьбы выбрасывала. Шелби полагала, что ее предсказание будет гласить: «Заблудившиеся нуждаются в компасе» или «Что происходит с теми, кто неподобающе себя ведет?» Во сне она все время видела воду. Иногда подглядывала за плавающей девушкой и знала, что это не Хелен: та никогда не плавала в океане – боялась акул и крабов. И тогда Шелби поняла, что видит в море саму себя до того, как все это случилось, когда у нее была надежда и будущее, которого она не боялась узнать.
Состояние ее здоровья ухудшилось: Шелби кашляла без конца. Однако в пункт неотложной помощи больницы Бельвью она обратилась лишь тогда, когда однажды ночью начала задыхаться. Ей дали антибиотики, ингалятор и рекомендовали пить больше жидкости. «Кто пьет много воды, не испытывает жажды знаний».
Уходя, Шелби остановилась, чтобы зашнуровать ботинки. Санитар осмотрел ее с ног до головы. Она, раздраженная, посмотрела на него в упор.
– Интересуетесь? – сказал санитар с сильным русским акцентом. – Я не женат.
Только теперь Шелби вспомнила, что этот человек водил ее смотреть на старика, который упал на дорожном переходе много лет назад, в день, когда она повстречала Харпера. Шелби с трудом припомнила лицо Харпера – тот стал призраком в ее памяти, но этого санитара она не забывала никогда.
Теперь у Шелби были длинные волосы до самых плеч – наверно, самое красивое в ее облике. Может быть, именно поэтому русский не узнал ее. И все же у нее было такое ощущение, как будто она случайно встретила старого друга. Шелби подошла к санитару и, к его изумлению, поцеловала в щеку.
– Однажды вы оказали мне большую услугу, – сказала Шелби.
– Я очень рад, – ответил он удивленно.
По пути из больницы домой Шелби попыталась вспомнить, были ли еще такие года, когда весны, по существу, не было. Она вышла из квартиры на пожарную лестницу, чтобы там пообедать горячим кислым супом и тостом с креветками.
«Холодной женщине некого винить в этом, кроме самой себя». «Если ты сожгла книгу, не жалуйся, что нечего читать».
Шелби напялила на себя два свитера, плащ и обвязала горло шарфом. Погода была скверная, небо затянуто тучами. Шелби потихоньку начала выздоравливать. На пожарной лестнице птицы свили гнездо. Шелби любила на них смотреть, но, проснувшись однажды рано утром, она обнаружила, что гнездо разорено. Какая-то большая птица разорвала его на части, возможно сокол, который часто кружился в небе. В гнезде осталось одно синее яйцо. Шелби заглянула в справочник «Птицы Америки» и узнала, что у нее жили малиновки – большая редкость для Манхэттена.
В конце недели Бен Минк женился. Он пригласил Шелби письмом в ресторан «Ла Скала» в Хантингтоне на свой свадебный обед. Бен – человек незлопамятный, способный прощать, даже если за его спиной ему наставляли рога. Конечно, он кроет тебя последними словами, хлопает дверью, чтобы выплакаться в коридоре и собрать осколки разбитого сердца, которое буквально разорвано на части. Ясно, что он никогда к тебе не вернется.
Шелби, проигнорировав напоминание о скорейшем ответе на письмо, прилепила его скотчем к холодильнику и, глядя на него, мучилась всякий раз, когда хотела перекусить. В конверт была вложена фотография Бена и его сказочно красивой невесты Аны. Последнюю неделю Шелби вконец измучили тяжкие мысли. Она всегда была по натуре мстительна, даже если чувствовала себя виноватой. Верное наблюдение: если ты разрушаешь собственную жизнь, стараешься переложить вину за свое несчастье на других. Шелби хотела, чтобы день свадьбы Бена был испорчен, и придумывала десятки возможных сценариев – от удара молнии до наводнения.
И вот ее желание, кажется, сбывалось: уже наступил апрель, но выпал снег. Она испытала прилив радости, когда, проснувшись, увидела шестидюймовый слой белой крупы, выпавшей на асфальт Десятой авеню. Неудивительно, что малиновки покинули свое гнездо.
Возможно, и Бену следует так же поступить со своей свадьбой. Гости, едущие на торжество, столкнутся с большими трудностями на скоростной автостраде Лонг-Айленда. Их машины будут скользить на поворотах и вилять, отклоняясь от прямого курса, а те из гостей, кто все же сумеет прибыть на свадебную церемонию вовремя, заявятся в теплой обуви, подолы платьев у дам промокнут.
Если бы ей все же пришлось поехать на свадьбу Бена, она испортила бы первый же танец. Шелби была бы в длинной черной юбке и туристских ботинках, такая неуклюжая и жалкая, что никому бы и в голову не пришло, что она прежняя подружка Бена. Трудно было представить себе, что она бросила Бена, а потом сожалела об этом, как и обо всем, что случалось в ее жизни.
Это был хороший день, чтобы побыть одной. Она ужасна в компании, а сейчас хуже, чем когда-либо. Даже ее собаки к ней не ластились. Шелби старалась не думать о розах и орхидеях на середине стола, о ярко-красном свадебном торте. Бен, бывало, говорил с ней обо всем этом вечерами, когда они пили вино. Он тогда полагал, что они с Шелби и будут парой брачующихся. Медовый месяц он рассчитывал провести с ней в Мексике. Все у него было спланировано заранее.
