Маравелль подвезла Шелби до города, и всю дорогу та чувствовала угрызения совести. Ей жаль, что она не была хорошей дочерью и причинила маме столько страданий. Теперь Шелби искренне раскаивалась, но тогда она настолько потеряла себя, что не могла думать ни о чем, кроме своих проблем. Теперь у нее появилась привычка звонить маме в воскресенье вечером, и сейчас она сделала это, хотя было довольно поздно.
– Привет, Шелби, – сказала мама. – Жаль, что тебя здесь нет. – Сью, кажется, слегка выпила. – Я на заднем дворе, сижу на столе для пикников. На небе так много звезд. Ты думала, что их можно сосчитать, когда была маленькой девочкой.
– Папа с тобой? – Шелби не разговаривала с ним с тех пор, когда мать призналась, что он изменял ей.
Она боялась того, что может сказать.
«Как ты можешь обижать единственную женщину на свете, которая не ложится спать ночью, пока ты благополучно не вернешься домой? Кто мирится со всеми твоими настроениями и жизненными разочарованиями? Кто помнит тебя, когда ты был молодым и красивым и верил в мироустройство?»
– Он смотрит телевизор. То шоу, которое ты ненавидишь. Певческий конкурс.
– Этот кусок дерьма? – презрительно сказала Шелби, но все же подошла к телевизору, включила его и стала смотреть без звука. Она почти никогда не пропускала эту передачу. Шелби думала о матери, которая сидела во дворе в одиночестве и смотрела на кружение облаков в небе. Ее маме приходится жить с призраком, который теперь даже не приходит к обеду.
– Папа к тебе хорошо относится?
– Не настолько хорошо, как Бен к тебе.
– Внезапно все возлюбили Бена Минка.
– Тут нечему удивляться, дорогая. Мы всегда его любили.
Шелби ничего на это не ответила: правда состояла в том, что это стало неожиданным как раз для нее.
Сью сказала, что выращивает георгины. В свое время она от них отказалась, потому что приходилось выкапывать клубни осенью и держать в ведерках с землей всю зиму напролет, потому что они не переносят холода. Но теперь у Сью было время для сада и этих больших красивых цветов, которые напоминали ей лицо Шелби в детстве – устремленное кверху и сияющее.
– В детстве ты помогала мне выкапывать георгины, – напомнила она Шелби. – Тебе казалось, что клубни похожи на гигантских червей.
– Я когда-то была маленькой девочкой? – спросила Шелби задумчиво.
– Да, конечно, – ответила Сью. – У меня остались фотографии, если понадобится доказать это.
* * *
В середине недели Шелби получила конверт с адресом, написанным аккуратным библиотекарским почерком матери. Внутри – открытка. Все-таки ее ангел не забывает о ней: «Верь во что-то».
На иллюстрации изображено дерево с сотней черных листьев, жилки которых составляют словно написанные паутиной слова: «небо», «облако», «роза», «поцелуй».
В конверте было еще кое-что: старое фото, вложенное мамой. Углы снимка загнуты, краски выцвели. Шелби не сразу поняла, что маленькая девочка на фотографии – она. На обороте почерком матери написано: «Шелби в пять лет». На ней солнцезащитные очки, на лице широкая улыбка. Шелби окружена георгинами, оранжевыми, желтыми и розовыми, с такими большими листьями, что на каждом из них можно написать чью-нибудь биографию. Как и говорила ее мать, она похожа на цветок в саду.
* * *
Когда в пять утра зазвонил телефон, Шелби видела сон, в котором шла через поле вслед за Хелен. Белые и черные бабочки взлетали из высокой травы. Цветы были размером с тарелки для пирогов. Шелби в ее нынешнем возрасте, а Хелен не повзрослела. Ей семнадцать, и она красавица, бежит так быстро, что ее ноги едва касаются земли.
Шелби выдернула себя из сна и схватила телефон. На другом конце линии Маравелль. Она сообщила, что Тедди арестован. Шелби мгновенно проснулась и натянула одежду еще до того, как Маравелль закончила свой рассказ. Шелби по-прежнему вдыхала запах полевой травы, ощущала солнечное тепло на своей коже, но за окном был серый дождливый рассвет.
– У тебя есть адвокат? – спросила Шелби. – Конечно, не этот старый юрист, специалист по недвижимости, с которым у тебя было свидание. Может быть, нам удастся вытащить Тедди уже сегодня вечером. Они ведь могут упрятать человека за решетку без достаточных оснований.
– У полиции есть причина для ареста. Вся его шайка арестована за вторжение в частный дом. Они замышляли ограбление, но супружеская пара ночевала дома. Эти бандиты их связали и запугивали. Кажется, старика хватил удар. Возможно, он умер.
Шелби, пораженная этой новостью, садится на край постели.
– Господи, Мими!
– Здесь не обошлось без этого проклятого Маркуса. Тедди божится, что сам он никак не связан с попыткой ограбления, просто случайно оказался вместе с ними. Жена старика не опознала Тедди среди тех, кто влез в их дом, но полицейские обнаружили его в стоявшей поблизости машине.
– Уверена, что он не имеет к этому никакого отношения, – поспешно заявила Шелби.
– Не защищай его! Я все время так делала, и вот к чему это привело! Ограбление случилось, потому что они все, включая Тедди, принимают наркотики. Я даже не хочу, чтобы он выходил на волю, если он не собирается проходить курс реабилитации. Тогда он точно вернется в ту же шайку.
Шелби слышала, как Маравелль плачет.
– Все наладится, – сказала Шелби. – Посмотри на меня. Я лежала в психиатрической клинике в состоянии наркотической интоксикации. Два года просидела в своем подвале, ничего не делала, только балдела.
– Скажи, что у него все будет хорошо, как у тебя.
– Обязательно.
Хотя Шелби и сказала так, уверенности у нее не было. Всю неделю после звонка она искала подходящее место, куда можно определить Тедди на лечение по решению суда. Шелби нашла среднюю школу близ Олбани, где обучение сочетали с лечением от наркозависимости. У школы хорошая репутация: многих детей, кто был там, удалось вернуть к нормальной жизни. Нанятому Маравелль адвокату нравилась эта идея, но она должна была быть одобрена судьей на слушаниях по делу Тедди. Это случится, если судья решит, что мальчик не испорчен окончательно и его душу еще можно спасти, а иначе он останется в исправительном центре, где содержался всю неделю. Из-за обширного списка дел, готовых к слушанию, суд был назначен только через три недели, поэтому Тедди предстояло все это время находиться вместе с прочими малолетними правонарушителями округа Нассо. Ничего хорошего из этого не выйдет: он шагнет еще на одну ступеньку вниз, в мир криминала. Тедди попросил мать не приезжать к нему: он не хотел, чтобы его видели униженным, посаженным за решетку.
В день, на который были назначены слушания, Шелби ждала их результата в коридоре суда города Минеола вместе с Жасмин и Дорианом. Адвокат Тедди сказал, что будет лучше, если в зале суда будут находиться только Маравелль и миссис Диас. Тем не менее Шелби, Жасмин и Дориан были одеты соответственно этому серьезному поводу – такими их ни за что не увидишь где-нибудь еще. На Шелби черная юбка и белая, застегнутая на все пуговицы рубашка, купленная в секонд-хенде на 23-й улице. Жасмин позаимствовала у матери один из ее свитеров строгого бледно-серого цвета и темно-синюю юбку в складку. С волосами, заплетенными в косички, она похожа на серьезную школьницу, которой отчасти и стала. Дориан, самый угрюмый из них, надел костюм с галстуком. Он выглядел таким озабоченным, что каждый раз, когда Шелби бросала на него взгляд, ее сердце кровью обливалось. Шелби взяла с собой брошюру о школе, которую будет посещать Тедди, если судья примет такое решение. Дориан, взглянув на нее, понял, что она скорее похожа на колледж, чем на тюрьму. Скромный общинный колледж с кирпичными спальными помещениями, никаких излишеств, но и ничего вселяющего ужас. Никто, конечно, не пожелал бы такого для Тедди, но это путь, который он выбрал. Теперь он должен выйти на дорогу, ведущую назад, к дому.
