Шелби отправилась в ванную и включила воду до отказа, чтобы можно было поговорить с Маравелль, а Жасмин ничего не услышала бы.
– Почему, черт возьми, ты так долго не звонила? – Маравелль успела выпить целый кофейник, и нервы у нее были на пределе. – Передай-ка ей трубку. – Теперь, когда Маравелль знала, что дочь в безопасности, она могла дать волю своему гневу. – Собираюсь всыпать ей хорошенько.
– Я привезу ее утром, – прошептала Шелби.
– Не слышу тебя!
– Стараюсь, чтобы Жасмин не услышала мой разговор с тобой. Иначе она почувствует себя преданной.
– Скажи, какие нежности! Выходит, она любит тебя больше, чем меня?
– Но я ведь ей не мать. К тому же долго ходила лысой, поэтому для нее я не совсем взрослая.
Шелби посмотрела на себя в зеркало и вспомнила, как давным-давно Бен сказал, что волосы Хелен до сих пор длинные и цвет их как у роз.
Маравелль рассмеялась:
– Ладно, я все равно тебя люблю, неважно, лысая ты или нет. Главное, не потеряй мою дочь.
Самое смешное – Шелби никак не могла уснуть. Она то и дело вскакивала и проверяла, на месте ли Жасмин. Девочка свернулась на диване калачиком рядом с Блинки, но беспокойство не оставляло Шелби. Кто-нибудь мог забраться по пожарной лестнице и утащить Жасмин. Шелби так и не смогла заснуть до самого утра. В семь часов Шелби поднялась и отправилась готовить кофе и кормить собак.
Жасмин подняла голову.
– Привет! – сказала она сонным голосом. – Мне снилось, что я живу в замке.
– В Вэлли-Стрим?
Жасмин ухмыльнулась и бросила подушкой в Шелби.
– Во сне я видела белую лошадь. Подумайте, нельзя ли найти мне такую. Тогда я буду счастлива.
* * *
Они доехали поездом до Лонг-Айленда, потом взяли такси и попросили водителя подождать их у торгового центра, пока они не купят все необходимое. В новом доме они появились с двумя огромными сумками, полными свечей, бархатных подушек, картинок в рамочках, чтобы вешать на стены.
Маравелль, наверно, обладала сверхчувственным восприятием: она уже ждала их приезда на лужайке без пальто, без свитера, в легкой одежде, хотя на улице было прохладно. У обочины были сложены пустые коробки, оставшиеся после переезда, чтобы утром их забрали мусорщики.
– Вы наконец-то добрались, – сказала Маравелль, обнимая подругу за талию.
– Надо было сделать покупки, – объяснила Шелби.
– Почему вы не заносите все это внутрь? – сказала Маравелль дочери, и Жасмин, благодарная матери, что та ее не ругает, стремглав помчалась в дом.
– Ты наградила ее за то, что она убежала из дома?
– Да. Теперь ты мне должна двести двадцать четыре доллара.
– Будем надеяться, ты их получишь. – Маравелль обняла Шелби. – Хвала Всевышнему, что ты у меня есть, сумасшедшая девчонка.
– Как ты все это выдерживаешь, Мими? Я так переволновалась, что не могла заснуть всю ночь. Нелегко быть чьей-то матерью.
– Иногда мне кажется, я все только порчу. – Шок, пережитый Маравелль этим вечером, явно не прошел бесследно.
– Совсем нет, – твердо возразила ей Шелби. – Чего Жасмин по-настоящему хотела, так это лошадь. Ты должна быть мне благодарна, что я ограничилась подушками и свечами с ванилью. Иначе ты могла бы найти паломино у себя на заднем дворе.
– А что бы я делала, если бы с ней что-то случилось? – спросила Маравелль.
– Давай лучше закажем китайскую еду. – Это любимый ответ Шелби на все вопросы. Она не желала раздумывать над всевозможными «а что, если». Все, что ей было надо, – это подкрепиться горячим кислым супом, а потом сесть на поезд и убраться поскорее из этого Лонг-Айленда. – Полакомишься на славу.
* * *
Переживания по поводу бегства Жасмин постепенно сходили на нет.
Шелби была поглощена собственными противоречивыми эмоциями. Значит, такое влияние оказывает на человека любовь? Он начинает ощущать ответственность за то, что не поддается контролю? Всю неделю она просыпалась посреди ночи, обеспокоенная своим будущим. Шелби открыла дверцу чулана и посмотрела на кувшин с печеньем из китайского ресторана, в которых предсказана судьба. Она взяла одно, но тут же бросила обратно в кувшин.
Однажды днем, когда шел холодный дождь, Шелби направилась в закусочную на Юнион-сквер. Уйдя из зоомагазина, она скучала по этому месту. Шелби, пока шла, замерзла, поэтому заказала контейнер куриного супа с лапшой.
– Налейте две порции, – решила она в последнюю минуту. Может быть, девушка с татуировками сейчас на площади, не исключено, что она голодна и страдает от холода.
В это время года деревья обычно еще голые. На Шелби были ботинки и толстая спортивная куртка. Коричневый бумажный пакет из закусочной едва не разорвался под тяжестью двух контейнеров с супом.
Татуированная девушка действительно была здесь, она свернулась калачиком под навесом вблизи метро. На ней полосатые лосины и армейская куртка. Приблизившись, Шелби увидела, что на плече девушки невозмутимо, словно не замечая дождя, восседает белая кошка. У Шелби аллергия на этих животных, она их не любит, будучи страстной собачницей, но ее словно ударило током изнутри.
– Эй, я кое-что тебе принесла, – сказала Шелби девушке.
Шелби вытащила один из обжигающе горячих контейнеров с супом, наклонилась, поставила его на цемент и попыталась выудить из сумки пластиковую ложку.
Воздух серый и туманный. Маленькая киска промокла насквозь. Она, скорее всего, была одурманена лекарствами, поэтому не обращала внимания на дождь.
– Это котенок? – спросила Шелби.
Татуированная девушка схватила суп и открыла его. Немного горячей жидкости пролилось ей на руки.
– Вот дерьмо! Почему он такой горячий?
– Это твой котенок?
Шелби почувствовала, как что-то словно оборвалось внутри ее. Это ощущение всегда предшествует неприятностям.
– Поцелуй меня в задницу, сука! – фыркнула татуированная девушка. – Чашка супа не дает тебе права меня допрашивать.
Все понятно. Шелби схватила котенка и побежала, так быстро, что едва не поскользнулась на мокром асфальте. Ее пульс участился, в ушах застучало. Татуированная девушка что-то крикнула вдогонку, но Шелби это не волновало. Ее не смутило даже, что от котенка, засунутого под спортивную куртку, у нее возникнет такая сильная аллергия, что придется выпить флакон бенадрила.
На самом деле ее ничто не способно было остановить: ни пуля, ни полицейская машина и, уж конечно, ни эта нищенка. Шелби побежала к Седьмой авеню, в сторону Пенсильванского вокзала. Если ты спасаешь что-то, то несешь за это ответственность. Может быть, в этом и заключается любовь.
Это было похоже на автокатастрофу, виновник которой попытался скрыться. Шелби действовала, не думая о последствиях, она просто бежала изо всех сил. Уже стемнело, и лужи наполнились неоном. До поезда в Вэлли-Стрим оставалось всего тридцать минут.
