И я решительно повернул штурвал влево.
Стоило нам покинуть безопасный Береговой канал и оказаться на открытой воде, нас тут же начало швырять и подбрасывать с такой силой, что Солдат мигом вскарабкался Клею на колени, а тот крепко вцепился в его шерсть. Летта и Элли скрючились на палубе между задним диваном и моим капитанским креслом. Что касалось меня, то я держался за что попало. Уворачиваясь от перехлестывавших через планширь брызг, я прибавил газ и, подняв «Китобоя» на глиссер, пытался двигаться в одном ритме с волнами, чтобы не начерпать полную лодку воды. Транцевые плиты я тоже отрегулировал, как казалось мне оптимальным, но, что бы я ни делал, это помогало мало. Брызги все так же летели через борт, огромные волны перекатывались через нос, так что мне пришлось включить трюмную помпу для откачки воды, которой набралось почти по щиколотку. Глядя, как лишняя вода вытекает через бортовые шпигаты, я думал о том, что «Китобой»-то выдержит, но вот его пассажирам придется туго.
Я, впрочем, не забывал поглядывать по сторонам и вскоре убедился в том, что на воде мы были единственным судном. Других таких дураков не нашлось во всей южной Флориде.
Прошло почти два часа, прежде чем мы приблизились к Эллиот-Ки. Под прикрытием острова ветер почти не чувствовался и вода была спокойной и гладкой, как стекло. Как только нас перестало швырять и кренить на бок, Солдат соскочил с колен Клея и, подойдя ко мне, обнюхал мою лодыжку, поглядел на меня с легкой укоризной и вернулся к хозяину. Думаю, умей этот пес говорить, он сказал бы мне, что я спятил, и был бы совершенно прав.
На Эллиот-Ки расположен национальный парк, однако здесь есть отличная гавань, откуда расходится несколько платных дорог. Туристы приезжают сюда и живут в палаточных лагерях и небольших домиках днями и неделями. Место и в самом деле очень красивое: с одной стороны остров омывает Атлантический океан, с другой – залив Бискейн. Пальмы, песчаные пляжи и прочая экзотика… Сейчас, однако, на острове никого не было – ветер и волны разогнали отдыхающих. Впрочем, в гавани мы были не единственной лодкой. У причала я увидел шикарную сорокапятифутовую яхту с пятью подвесными «Меркуриями» за кормой. Пять моторов давали в сумме две тысячи лошадиных сил, что позволяло развивать скорость свыше семидесяти миль в час. Благодаря этому яхта такого типа могла добраться до любого из островов быстрее, чем человек успеет съесть сэндвич. Стоила такая игрушка миллион или больше. Черный корпус. Тонированные стекла иллюминаторов. Черные кожухи двигателей. Всем своим видом яхта как будто говорила: «Лучше со мной не связываться». Предостережение было достаточно внятным, но я, разумеется, не собирался к нему прислушиваться.
Пришвартовавшись сразу за кормой яхты, я отправил своих спутников и Солдата размять ноги, а сам занялся делом. На верхней палубе не было ни одной живой души, но откуда-то из салона доносилось ритмичное биение стереобасов. Направляясь в общественный туалет на причале, я прошел вдоль борта яхты от кормы до носа и еще раз убедился, что судно было новеньким и в идеальном состоянии. Несомненно, за ним тщательно ухаживали. Похоже, им кто-то очень гордился. Хвастался им. Несмотря на это, на борту я не увидел ни названия, ни номера, ни каких-либо других отметок. Единственное, что отличало эту яхту от ей подобных, это то, что она была полностью выкрашена в черный.
Если бы я решил переждать шторм или, по крайней мере, дождаться, пока немного ослабеет ветер, места лучше, чем гавань Эллиот-Ки, я бы выбрать не мог. Сейчас погода была такова, что ни один нормальный капитан не стал бы ни пытаться забрать кого-то с берега, ни доставить людей на другую лодку или – тут меня осенило! – в дом на сваях в открытом океане. Волны и ветер сделали бы подобную миссию самоубийственной: пострадали бы и яхта, и ее пассажиры. Но в ожидании, пока ветер ослабеет, я бы поставил свою яхту именно здесь, на Эллиот-Ки.
Я был уверен, что моя догадка верна, но мне необходимо было произвести дополнительную разведку. Затевать же что-то в этом роде, имея на борту измученных качкой, усталых людей, не стоило, поэтому после небольшого отдыха мы вышли из гавани и двинулись к Ки-Ларго, держась поближе к мангровым зарослям на берегу. Мангры – мои любимые деревья, и, пока мы лавировали между их полузатопленными купами, Летта, кажется, догадалась о причине моего маневра. Она, впрочем, ничего не сказала: как и я, она была рада оказаться подальше от открытой воды, где мы все чувствовали себя словно горошины в бетономешалке.
Солнце быстро спускалось к горизонту, но Летта продолжала молчать. Она вообще ничего не говорила – она просто стояла рядом со мной, и, если говорить откровенно, мне это очень нравилось.
Глава 32
Уже в сумерках, когда слева от нас замаячил Ки-Ларго, мы прошли под мостом Кард-Саунд. Этот мост пользуется довольно широкой известностью. Несколько лет назад какой-то спятивший писатель, потерпев неудачу на любовном поприще, съехал на своем «Мерседесе» с его центрального пролета и свалился в воду с высоты шестидесяти пяти футов. Какое-то время спустя помятое чудо немецкого автопрома подняли со дна и поставили на берегу, словно ржавый памятник человеческому отчаянию. Или глупости. Любопытно, что тело писателя так и не нашли.
За мостом лежал залив Барнс-Саунд. Как только мы зашли в него достаточно далеко, Клей выпрямился и начал проявлять признаки интереса к окружающему пейзажу. Дольше всего он разглядывал старую шестидесятифутовую парусную яхту, которая лежала на боку на прибрежной отмели слева от нас. Вода свободно вливалась и выливалась в ее трюм сквозь открытые люки. Насколько я знал, яхта лежала здесь уже несколько лет. Ее мачта была сломана примерно на уровне ватерлинии, а это означало, что яхте уже никогда не бороздить голубые просторы Атлантики. Когда-то она была прекрасна, как птица, но теперь гнила у берега, превратившись в безобразную груду перепутанных снастей и сломанных шпангоутов.
Еще одна жертва океана.
Но вот и Барнс-Саунд остался позади, впереди сверкал огнями Ки-Ларго. Прибрежные бары, рыбацкие лодки, гидроциклы – спокойная вода Блэкуотер-Саунд буквально кишела отдыхающими. Большинство приехало в парк Джона Пеннекампа, чтобы понырять со шнорхелем или аквалангом на Флоридском коралловом рифе, который тянулся на двадцать пять миль параллельно обращенной к океану стороны острова. Для штата это едва ли не главная достопримечательность. Семьдесят пять квадратных миль живых кораллов – настоящий подводный рай для ныряльщиков. И, как и любое другое природное чудо, Флоридский риф очень уязвим – настолько уязвим, что туристам запрещается вставать там на якорь, чтобы не повредить хрупкие известковые сады на дне. Между тем коралловый риф Ки-Ларго является всего лишь частью Большого флоридского барьерного рифа, который начинается от Майами и заканчивается милях в восьмидесяти южнее Ки-Уэста. Если хотите действительно увидеть Флориду, не ограничивайтесь парком Пеннекампа! Флоридский барьерный риф – вот настоящая подводная страна чудес, где обитают бесчисленные груперы, рыбы-клоуны, иглобрюхи, мурены, акулы-няньки, крылатки, зебрасомы, тамарины, хризиптеры, барракуды, скаты и кардиналы. Но самое главное – это, конечно, сами кораллы, живые кораллы, которые сверкают в пробивающемся сквозь воду солнечном свете, будто многоцветная радуга. Вдоль рифа проходит течение, поэтому ныряльщику иногда кажется, что эта радуга колышется, а кораллы раскачиваются, словно настоящий лес при сильном ветре.
