Элли отвернулась и упрямо тряхнула головой. Упрямо и зло. Ее гнев еще не остыл.
Я показал рукой на юг, на далекие острова Флорида-Кис.
– Можно я расскажу тебе одну историю?
Никакого особого желания слушать меня она не проявила.
– Я знаю, я кажусь тебя стариком, у которого начинается артрит и садится зрение, но когда-то давно я тоже был влюблен…
Выражение лица Элли чуть заметно изменилось.
– Какое мне дело до того, кого вы любили? – огрызнулась Элли, но без прежнего запала. Похоже, она понемногу успокаивалась, и я постарался еще сильнее завладеть ее вниманием.
– Как-то раз, когда мне было шестнадцать, мы отправились на вечеринку к одному из одноклассников, – начал я и, машинально обернувшись, заметил, с каким напряженным интересом слушает меня Летта. – У его родителей был огромный особняк на берегу. Мы катались на водных лыжах. На гидроциклах. На парасейлах. У его отца даже был собственный вертолет, мы и на нем катались. Это была очень большая вечеринка, там собралась чуть не вся старшая школа – почти две сотни парней и девчонок. Мне тогда очень нравилась девочка, которую звали Мари. Я ей тоже нравился, но я был тихим парнем; в классе меня считали ботаником, и никакой особой популярностью я не пользовался. Да и то сказать, я не гонял в свободное время на дорогих тачках и не ходил по ночным клубам, а рыбачил или искал на берегу разные интересные штуки: акульи зубы, каменные или костяные наконечники стрел или томагавки индейцев, которые жили в тех краях еще до Колумба.
Надо сказать, что мы с Мари были знакомы очень давно – еще с детства. Мы вместе росли. Она была моим лучшим другом еще тогда, когда большинство мальчишек стесняется дружить с девочками. У нас были общие секреты. Мы делились друг с другом своими мечтами, фантазиями, надеждами. Она первой узнала, что я собираюсь подать документы в военную академию в Вест-Пойнте, и была почти единственной, кто считал, что у меня есть шанс туда поступить. Мари верила в меня, и в конце концов я тоже в себя поверил. Когда на дистанции 400 ярдов я выбежал из сорока восьми секунд, поставив рекорд штата, Мари́ за меня болела. Если бы не она, не думаю, что я пробежал бы быстрее чем за минуту.
Если у нее и были какие-то недостатки, так это некоторый снобизм. На меня он не распространялся, да мне в любом случае было плевать, но факт оставался фактом: Мари была плоть от плоти того общественного слоя, к которому принадлежала. Нет, не так… Лучше сказать – она принимала сложившиеся в этом обществе традиции. Как и большинству девушек, ей нравились популярные парни в куртках «с буквой»
[35], которые уже получили приглашение из того или иного престижного университета. Как и большинству девушек, ей нравились спортивные автомобили и скоростные катера. У меня же не было ни того, ни другого. После школы мне светил не университет, а муниципальный колледж
[36], к тому же по вечерам я не развлекался, а подрабатывал в магазине автошин. Меня мало кто замечал, обо мне никто не говорил, и поэтому мало кто хотел со мной дружить.
Как-то в субботу, часов в девять (я как раз вернулся после вечерней смены в магазине), я пришел домой и узнал об этой вечеринке. Формально меня на нее пригласили, но я понимал, что на самом деле я никому там не нужен. Да и меня на этой вечеринке могло заинтересовать только одно – возможность побыть с Мари, но я понимал, что в компании, которая там собиралась, я буду лишним и ей будет не до меня. Что ж, как-нибудь в другой раз, сказал я себе и, взяв фонарь и удочки, отвязал «гино» и отправился на рыбную ловлю. В ту ночь было полнолуние, как раз начинался прилив. Большой красный горбыль очень любит полнолуние, и клев был в самом разгаре: крупные рыбы кормились, громко шлепая по воде хвостами. Для любого рыбака это – самый приятный звук.
Полночь застала меня почти в устье реки – там, где Сент-Джонс пересекает Прибрежный канал. Во время прилива это место не слишком подходит для маленьких лодок вроде «гино», но там было особенно много горбылей, поэтому… Было уже полпервого ночи, когда я услышал вдалеке вертолет, а потом заметил катер, который медленно двигался по реке, обшаривая поверхность лучами двух больших прожекторов. Такое всегда не к добру. Спустя несколько секунд вертолет пролетел прямо надо мной, осветив меня и «гино» еще более мощным прожектором, а спустя еще какое-то время катер вышел в Канал и принялся двигаться кругами, так что его кильватерная струя едва не перевернула мою плоскодонку. С катера доносились громкие голоса, и я подал сигнал фонарем. Катер подошел ближе, и я увидел на борту нескольких парней из школы – тех самых, в командных куртках и с приглашениями в престижные университеты. Они сказали, что, когда катались в темноте на «ватрушке», одну девушку сбросило в воду и найти ее пока не удалось.
«Как ее зовут?» – спросил я.
Один из парней небрежно взмахнул в воздухе бутылкой пива, потом покачал головой.
«На «мэ» начинается… Мэри? Мара?.. Марсия?.. Что-то в этом роде».
Тут я увидел три корабля береговой охраны, которые, сверкая прожекторами и завывая сиренами, приближались со стороны Канала. Их сопровождали два вертолета. Они развели такую волну, что мне стало не до рыбалки, к тому же стоял сентябрь и прилив был очень высоким. А это означало, в частности, что с отливом вся эта вода с удвоенной скоростью хлынет обратно в океан.
«Когда это случилось?» – спросил я у парня с бутылкой.
Он ответил не сразу. Допив пиво, он швырнул пустую бутылку в воду и сказал:
«Часов в девять… Я точно не помню».
То есть почти четыре часа назад, подумал я и посмотрел на всю компанию как на полных идиотов. Эти кретины искали девушку там, где ее просто не могло быть!
Элли слушала меня внимательно – так, во всяком случае, мне казалось. Правда, выражение лица у нее было по-прежнему таким, словно она делает мне огромное одолжение, но по глазам было видно, что мой рассказ затронул что-то в ее душе. Или как минимум заинтересовал. Что касалось Летты, то она придвинулась еще ближе и почти касалась меня плечом.
– Когда катер двинулся дальше, я завел свой маленький подвесной моторчик и, выжимая из него последние лошадиные силы, прошел в темноте почти три мили, держа курс на залив, где Сент-Джонс впадает в Атлантический океан. Этот последний участок реки местные жители называют Трубой. Он представляет собой узкий и глубокий судоходный канал, который используют и гражданские, и военные суда, включая подводные лодки. На дне канала во множестве лежат огромные камни размером с «фольксваген», поэтому вода в Трубе постоянно бурлит: даже в штиль высота волн может достигать шести-восьми футов. Ни один человек, будучи в здравом уме, и не подумал бы сунуться туда на такой скорлупке, как «гино».
