– Когда – и если – мы найдем Энжел, ты можешь понадобиться там, где ты есть.
Я был прав, и он это знал, поэтому не стал возражать.
– Ты хотел мне что-то сказать? – спросил я, возвращая разговор в деловое русло. Усталость навалилась на меня с новой силой, голова соображала со скрипом, поэтому я торопился поскорее получить информацию, которую собеседник собирался мне сообщить.
– Две вещи. Во-первых, Клейборн Т. Петтибоун действительно отсидел шестьдесят лет за убийство в одной из тюрем Алабамы. Для человека с темным цветом кожи это было серьезным испытанием. И он действительно умирает от рака, но… – Мой собеседник откашлялся. – Но это вовсе не значит, что он от него умрет.
– Что ты имеешь в виду?
– Хирургическая операция и соответствующее лечение позволят ему прожить еще несколько лет. Быть может, немного, но он, по крайней мере, не будет страдать. Правда, операция довольно дорогостоящая – такие операции пока проводят по одной из экспериментальных методик, но вероятность благополучного исхода достаточно высока. Кроме того, после операции ему было бы полезно отправиться в длительное морское путешествие.
– Сколько ему еще осталось?
– Трудно сказать. Тут все зависит от того, с какой скоростью будет развиваться сопутствующая пневмония. А еще от того, насколько сильно ему самому хочется жить.
Я посмотрел на дверь номера Клея. В его окнах было уже темно.
– Он очень слаб, но… У меня такое ощущение, что он не согласится ни на какую операцию, пока не побывает на Ки-Уэсте и не найдет то, что ищет.
– Он может и не добраться до Ки-Уэста. Попробуй его уговорить.
– Ты же сам меня учил: можно привести лошадь к воде, но нельзя заставить ее напиться.
Я представил, как мой собеседник согласно кивает.
– Да, возможно, пару раз я и говорил что-то в этом роде.
– Ты говорил о двух вещах, – напомнил я, и он слегка покашлял. Когда он заговорил, его тон снова изменился.
– В Джупитере, в морге медицинского центра находится тело, которое подходит под описание этой девушки, Энжел. Модельная внешность, свежая татуировка «Ангел» на пояснице… Предварительная причина смерти – передозировка опийсодержащих препаратов. Тело было обнаружено вчера вечером. Об исчезновении никто не заявлял, никакие родственники. За телом также никто не приезжал.
Я потер лицо и вполголоса выругался.
– …А поскольку ты не являешься родственником, – продолжал он, – тебе даже взглянуть на нее не дадут, если только ты не воспользуешься удостоверением, которое прячешь в бумажнике под водительскими правами.
Секунды шли, потом я сказал:
– Сделай мне одно одолжение…
– С удовольствием.
– Предупреди врачей в этом медцентре: пусть они будут готовы осмотреть Клея, когда мы туда доберемся. Может, они ему хотя бы лекарство какое дадут…
– Я все сделаю, не волнуйся. – Он немного помолчал и добавил чуть мягче: – Что-то голос у тебя усталый. Не выспался?
– Нет.
– Ну, попробуй отдохнуть хоть сегодня…
Я посмотрел на свою лодку, на освещенную улицу за отелем, на огни китайской забегаловки, где бойко торговали готовыми блюдами навынос.
– Хотелось бы, но вряд ли получится.
Я уже собирался дать отбой, когда услышал:
– Мерф?..
Его голос снова зазвучал иначе. В последний раз он говорил со мной таким тоном, когда обнаружил меня валяющимся на безлюдном пляже с бутылкой в руке. Тогда я почти год не просыхал.
– Что?
– С тобой точно все в порядке?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я чувствую, как у меня на загривке вся шерсть встает дыбом.
Я снова потер лицо.
– У меня тоже.
Глава 18
Шаркая ногами, Клей шел к лодке. За весь путь от двери своего номера до причала он трижды останавливался, чтобы откашляться. Трижды кашель сгибал его чуть не пополам, но Клей снова выпрямлялся и шел дальше. Утро выдалось довольно ветреным, поэтому я предложил ему свою куртку-ветровку, а потом принес кружку горячего кофе и одеяло. Отказываться Клей не стал. Казалось, за ночь он еще больше постарел: во всяком случае, на свой «бобовый мешок» на носу он не сел, а скорее упал.
Летта, как и всегда в последнее время, сидела рядом со мной в «глазе бури» за ветровым стеклом, а Элли устроилась на корме. Сидя на диванчике, она подтянула колени к груди и не сводила с меня глаз. Солдат носился по всей лодке и вылизывал каждое лицо, до которого мог дотянуться, словно желая нам доброго утра.
Когда мы отходили от пристани, небо на востоке окрасилось малиново-алым – это взошло солнце.
– Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего… – пробормотал я себе под нос.
– Что это? – Летта наклонилась ближе ко мне. – Стихи?
– Морская примета. Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего. Небо красно поутру – моряку не по нутру.
– И что это значит?
– Это значит, какая погода будет сегодня.
– И откуда она взялась, эта примета?
– Это очень старая примета, ей почти две тысячи лет. Правда, когда она прозвучала впервые, это было предупреждение, которое относилось не к погоде, а к дням грядущим. Потом ею стали пользоваться пастухи: изначально она была длиннее, но с годами подсократилась. Если небо красно к вечеру, пастуху бояться нечего. Небо красно поутру – пастуху не по нутру.
– А когда она прозвучала в первый раз?
– Когда Иисус обличал фарисеев и саддукеев
[19].
Она опустила руку мне на предплечье.
– Чем дальше мы плывем по этой реке, тем больше я убеждаюсь, что ты очень интересный человек.
На самом деле, чем дальше мы плыли, тем чаще она стремилась прикоснуться ко мне, тем сильнее сжимала мои руки или плечи. Это многое говорило о том, что творилось у нее на душе – о том, с какими страхами она сражается.
Я посмотрел на ее пальцы, которые стискивали мое предплечье.
– Тебе никто никогда не говорил, что ты очень эмоциональный человек?
– Танцор и должен быть эмоциональным и чувствительным. – Летта улыбнулась, словно догадавшись, что я на самом деле имею в виду. – Прикосновение в танце – это все равно что… – она немного помолчала, подыскивая подходящее слово: – Все равно что азбука Брайля. Хорошие танцоры могут следовать за партнером даже с закрытыми глазами. Они обнимают друг друга, и руки подсказывают им, куда нужно ставить ноги.
