Она снова приблизилась вплотную к стенам, которые я воздвиг вокруг себя. К стенам, за которыми я жил и которые защищали меня от тех, кто пытался найти путь к моему сердцу.
Сдвинув на нос темные очки, я кивнул.
– Да?
– Мерфи – это ваше настоящее имя?
Зона тихого хода закончилась. На западном берегу появилась заброшенная плантаторская усадьба: крыша провалилась, четыре дымохода упираются в небо, словно почерневшие пальцы, двери заколочены, некогда белые стены пестрят граффити, голуби свободно влетают и вылетают из окон верхнего этажа. Призрак былой красоты. У самого уреза воды виднелись развалины пристани: из воды торчало несколько обросших тиной свай, короткий, обмелевший канал тянулся от берега к лодочному сараю, от которого остался лишь лист ржавого железа, привалившийся к единственному уцелевшему столбу. В канале покачивался на волне полусгнивший рыбацкий ялик. К югу от остатков причала лежали на дне чуть не два десятка затопленных парусных яхт: прохудившиеся корпуса вросли в донный ил, снасти перепутались, сломанные мачты торчали над водой под самыми разными углами, мальки вплывали в разбитые иллюминаторы. Проржавевший насквозь краболов, выброшенный на низкий берег каким-то давним ураганом, был почти полностью погребен под спутанными, гнилыми сетями и напоминал холм, сплошь заросший странной черно-серой травой.
Мы медленно шли мимо этого кладбища кораблей, чьи остовы наводили на мысли о давно отзвучавшем смехе, который больше никогда не раздастся вновь, об ушедших днях, о воспоминаниях, которыми кто-то до сих пор очень дорожил. Что стало теперь с теми, кто много лет назад поднимал на этих яхтах паруса и натягивал такелаж? Что вообще бывает с парусными лодками и с теми, кто когда-то ходил на них в море?
Я прибавил газ и поднял «Китобоя» на глиссер. Вскоре число оборотов поднялось до четырех тысяч, что соответствовало примерно тридцати двум милям в час. Клей, овеваемый встречным потоком воздуха, дремал на носу. Что касалось нас с Леттой, то мы предпочитали оставаться за ветровым стеклом, где было спокойно, как в «глазе урагана», и где можно было спрятаться не только от шума и ветра, но и от некоторых других вещей, которые рвут сердце на части.
Когда я наконец повернулся к Летте, по моей щеке скатилась одинокая слезинка.
– А вы как думаете? – наконец-то ответил я на ее вопрос.
Глава 14
Дайтона осталась далеко за кормой. Мы вошли в S-образный участок напротив Нью-Смирна-бич, свернули на запад, огибая Чикен-айленд, а потом снова легли на прежний курс, двигаясь через северный участок Тернер-Флэтс и залив Москито. Именно в этих мелких водах в изобилии произрастают мангровые леса. Мангры встречаются и севернее, возле Палм-кост и Сент-Огастин, но здесь, где вода намного теплее, они действительно процветают и покрывают собой не только побережья, но и острова. Кстати, именно благодаря разрастанию мангров многочисленные коралловые рифы близ юго-западной оконечности Флориды получили название Десять Тысяч островов.
Рыбалка в заливе Москито была отменной, но каждому, кто отваживался зайти в эти воды, необходимо было хорошо знать коварный местный фарватер. В считаных дюймах под поверхностью здесь в изобилии плавал разнообразный мусор, способный пробить даже очень крепкий корпус, поэтому на дне по сторонам главного фарватера лежали десятки судов, которые пренебрегли безопасностью. Я отлично об этом знал, и рисковать без нужды мне не хотелось. Между тем до наступления темноты оставалось не так уж много, к тому же с северо-востока дул довольно сильный ветер, раскачивавший мангровые леса на западном берегу, и я понял, что должен принять какое-то решение. Добраться сегодня до Уэст-Палм мы все равно не успевали, даже если бы я рискнул увеличить скорость, к тому же залив был достаточно широк, а это значило, что нам придется бороться с волнами высотой от двух до четырех футов. Для «Китобоя» это не было непреодолимой задачей, но особого комфорта такая поездка не обещала. Мне-то было все равно, Летта, я думаю, тоже не стала бы жаловаться, а вот Клею постоянные толчки и удары волн могли и навредить.
Но даже если бы мы все-таки пересекли залив, относительно спокойный Хауловер-канал вывел бы нас в открытую всем ветрам акваторию Индейской реки, которая как раз в этом месте омывала восточный периметр закрытой зоны мыса Канаверал. Здесь нам в течение часа – а может и трех, в зависимости от везения или, скорее, невезения – пришлось бы бороться с еще более сильным волнением. И все же я все больше склонялся к этому варианту. Мешкать и искать обходной путь, который доставит нам как можно меньше неудобств, было нельзя. Времени оставалось все меньше, и каждая лишняя минута, потраченная нами на поиски более удобного маршрута, могла стоить жизни и Энжел, и другим девушкам.
Но вскоре мне стало ясно, что даже несмотря на «бобовый мешок», смягчавший удары волн о днище «Китобоя», Клей вряд ли выдержит переход через залив. Ему нужна была передышка, и я, заглянув предварительно в карту, причалил к берегу возле Сэнд-Хилл. Здесь мы с Леттой зашли в магазин, пополнили запас продуктов и снова отчалили. Минут через тридцать мы уже входили в зону тихого хода Хауловер-канала.
Хауловер-канал представляет собой прямой как стрела рукотворный водный путь длиной в три четверти мили, который отделяет мыс Канаверал от континента. Вдоль обоих берегов высажены гигантские можжевельники, образующие защитную лесополосу, благодаря которой вода в канале даже при сильном ветре оставалась спокойной и гладкой, как стекло, и мы смогли перевести дух. Постоянные удары волн в днище нас изрядно вымотали.
Миновав канал, я пристал к небольшому островку, расположенному почти точно напротив его северо-западного устья. Пока Солдат изучал окрестности, метил территорию и гонялся за кроликами, мы помогли Клею выбраться из лодки. Потом я собрал пла́вник и развел костер.
– Вам полчаса хватит? – спросил я у своего спутника.
Он сразу понял, о чем я говорю, и, кивнув, показал мне поднятые большие пальцы.
Я натянул между двумя деревьями брезент для защиты от солнца и повесил гамак. Клей попробовал на прочность веревки, сел и широко улыбнулся; при этом его губы образовали точно такую же дугу, что и гамак. Летта наскоро приготовила ему бутерброд с ветчиной и подала пачку ароматизированных галет. Клей вскрыл упаковку и начал есть, по одной отправляя галеты в рот.
Я рассказываю обо всем этом так подробно, потому что мне очень нравилось за ним наблюдать. Клей выглядел очень собранным и не делал ни одного лишнего движения. Казалось, что он от души наслаждается текущим моментом, не стараясь заглянуть в будущее и не терзаясь воспоминаниями о прошлом. Каждую галету он съедал так, словно она была последней в его жизни. Кашель его тоже не беспокоил – пока, во всяком случае.
Остановка была совершенно ни к чему, однако нам всем была необходима, так сказать, санитарно-гигиеническая пауза: как я уже говорил, на катере размером с «Китобой» нет почти никаких удобств для женщин. Конечно, в случае крайней необходимости можно было воспользоваться крошечным гальюном, но это было не слишком удобно. Кроме того, были и другие дела, которые лучше делать на твердой земле, поэтому, пока Клей покачивался в гамаке и хрустел галетами, а Летта скармливала Солдату кусочки ветчины, я разжег горелку и поставил на нее котелок с водой для кофе.
