Впрочем, рассуждать, куда именно он направится, было бессмысленно по той простой причине, что преследовать его я не смог бы ни при каких условиях.
Словно в насмешку надо мной, катер назывался «Демон».
К фотографии Летта приложила еще кое-какую информацию. Владелец катера назвался ей Майклом Детанджело. Навряд ли это было настоящее имя, однако я отправил его Боунзу вместе с фотографией: пусть на всякий случай проверит и то и другое.
Единственное, что меня немного успокаивало, так это то, что Боунз, мое всевидящее око, по-прежнему отслеживал местонахождение Летты. Правда, это могло продолжаться лишь до тех пор, пока ее мобильный телефон оставался в зоне покрытия сети, но у моего приятеля были и другие возможности. В случае необходимости он мог задействовать спутник и обнаружить тепловое излучение моторов «Демона» где угодно, вот только мне, чтобы попасть туда же, могло понадобиться слишком много времени.
Спустя несколько секунд мне на телефон пришел ответ от Боунза:
«Цель захвачена».
Песок на берегу мягко мерцал в свете луны. Я смотрел на него, мысленно разрываясь между Леттой и Элли. Мне хотелось помочь девочке, но я не мог не думать о Летте, которая была сейчас очень далеко, один на один с плохими парнями.
Не сдержавшись, я выругался под нос. Сестра Джун резко обернулась в мою сторону, и я, кивнув в знак того, что все в порядке, направил «Китобой» к полосе прибоя, где он мягко ткнулся носом в песок. Глубины здесь было около фута – достаточно, чтобы лодка удержалась на месте во время прилива, но слишком мало, чтобы я смог использовать мотор, если понадобится срочно отплыть.
В конце концов мы все выбрались из лодки – кроме Солдата, которому я велел остаться. Ему это не понравилось, но он подчинился – улегся на живот на носовой площадке и свесил с борта передние лапы. Положив на них голову, Солдат тихонько заскулил, чуть приподняв уши.
– Я вернусь, – пообещал я ему.
Тем временем сестра Джун, которая оказалась на редкость проворной для своих восьмидесяти с гаком, уже выбралась на песчаный пляжик и первой пошла к деревьям, под кронами которых сгущалась непроглядная тьма. Мы поспешили за ней и вскоре оказались словно в темном гроте, стены которого были украшены бесчисленными орхидеями, смутно белевшими во мраке и источавшими густой сладкий аромат. Где-то я читал, что есть орхидеи, которые пахнут падалью, но сам я таких пока не встречал. Здесь, во всяком случае, их определенно не было. Изящные цветы, мелкие и крупные, одиночные и целые кисти, свешивались с толстых стволов и ветвей, на которых их рассадила рука Бога (на самом деле орхидеи – это растения-паразиты, которые растут везде, где удается пустить корни). Не исключено, впрочем, что окружавший нас цветочный рай был создан рукой человека, а это значило, что в монастыре когда-то жил или до сих пор живет кто-то, кто очарован этими удивительными растениями.
Едва различимая тропа, по которой мы шагали следом за сестрой Джун, слегка изгибалась. Теперь вода тихонько плескалась где-то слева от нас. Справа, словно стойкие оловянные солдатики, выстроились в шеренгу одноэтажные коттеджи. У последнего из них сестра Джун повернула и решительно двинулась к заднему крыльцу.
Даже в темноте я сразу заметил, что этот коттедж выглядит более ухоженным, чем остальные. Он был сравнительно недавно побелен, крыша казалась целой, не проваленной, а изнутри доносилось негромкое гудение кондиционера.
Поднявшись на крыльцо, сестра Джун постучала ногами по доскам веранды, стряхивая налипший песок, потом приоткрыла входную дверь.
– Это я! – сказала она в темноту и, распахнув дверь шире, жестом пригласила нас внутрь. Мы вошли, и сестра Джун снова закрыла ее за нами.
Единственная комната благоухала лавандой. Небольшая настольная лампа освещала чье-то крошечное, словно ссохшееся тело, вытянувшееся на узкой кровати, застеленной белоснежным бельем. Одеяло было тщательно подоткнуто, так что человек на кровати напоминал спеленатую куколку насекомого. На стене я разглядел самодельную книжную полку. Рядом с изголовьем кровати стоял зеленый кислородный баллон, от которого к лицу человека тянулись прозрачные пластиковые трубочки. Лицо скрывалось в тени, но я уловил негромкий звук ритмичного дыхания.
Сестра Джун слегка подтолкнула нас к центру комнаты, потом поправила одеяло на ногах больного и ласково похлопала его по коленям.
– Я оставлю вас ненадолго, – проговорила она и двинулась к выходу. По пути она тронула меня за локоть и шепнула: – Будьте с ней помягче.
Через несколько секунд она бесшумно исчезла, и Элли шагнула вперед. Она посмотрела на женщину на кровати (только теперь я понял, что это женщина), потом на меня, потом – в ту сторону, куда ушла сестра Джун. На лице Элли читались недоумение и растерянность. Что все это значит, словно спрашивала она.
Женщина на кровати пошевелилась и протянула к нам руку. Рука была тонкая, высохшая, оплетенная синеватыми венами. Когда же она наконец заговорила, сделав предварительно несколько глубоких вдохов, ее голос – нет, шепот – напоминал чуть слышный шорох сухих листьев.
– Ты, должно быть, Элли… – проговорила она и снова надолго замолчала, с усилием втягивая в себя жизнь сквозь трубки кислородного аппарата.
Я узнал этот шепот почти мгновенно. Я узнал бы его из тысячи голосов, но это было невероятно, невозможно…
Голова у меня закружилась, и я рухнул на колени.
Глава 43
Потянувшись к лампе на туалетном столике, я развернул ее так, что свет упал на лицо женщины. Она была так худа, что казалось, будто серая кожа, похожая на потрепанный ветрами, просоленный и сожженный солнцем парус, натянута прямо на хрупкие кости черепа. На всем лице жили только глаза да чуть трепетали ноздри, когда она силилась сделать очередной вдох. Пожалуй, только глаза я и узнавал, все остальное стало чужим. Незнакомым.
Я попытался заговорить, но голос мне не повиновался. Горло перехватило мучительным спазмом. Еще немного, и меня бы стошнило.
Она подняла руку, легко коснувшись моей щеки.
– Мари? – прошептал я.
Она вцепилась в воротник моей рубашки и привлекла меня к себе. Улыбнулась. Ее трепещущие губы протянулись сквозь время и пространство, сквозь рай и ад, и я ощутил поцелуй, который оживил мое сердце, возвратив его из темной и мрачной могилы на дне океана.
Секунды шли. Летели годы. Я пытался сделать вдох, но не мог. Что? Как? Когда? Почему?.. В моей груди как будто что-то лопнуло, и меня затопило острой, невыносимой болью, которая заставила меня зарыдать. Я обнимал Мари, прижимал к себе, пожирал глазами, тряс головой и силился заговорить, но все слова – как и время – унес в океан отлив, верный слуга луны, покровительствующей влюбленным.
Элли стояла неподвижно, чуть наморщив лоб, и только губы ее беззвучно шевелились. Мари, не выпуская меня из объятий, потянулась к ней, и девочка, взяв ее за руку, опустилась на низкий стульчик рядом с кроватью. С моей помощью – все-таки она была очень слаба – Мари села, и я подсунул ей под спину сложенную вдвое подушку. Некоторое время Мари пыталась отдышаться, жадно втягивая в себя кислород, и наконец заговорила:
