Она приоткрыла один глаз и посмотрела на меня.
– Вы правда собираетесь убрать мою… убирать за мной?
– Почему бы нет? Поверьте, это далеко не самое страшное, что я видел.
Девушка крепко зажмурила глаза и, откинувшись назад, уперлась в пол обеими ладонями, словно пытаясь остановить бешено вращающийся мир.
– Если бы вы не были священником, я бы вас расцеловала.
– Я не священник.
– И вы не хотите меня поцеловать?
Вместо ответа я показал на ее подбородок, с которого свисала нитка густой слюны. Девушка вытерла ее рукой.
– Ладно… Пожалуй, сейчас я и сама не стала бы себя целовать, но… – Девушка покачала головой. – Вообще-то я ужасно хорошо целуюсь. Вы когда-нибудь целовали женщину, падре?
– Да.
Она открыла глаза и огляделась по сторонам, словно боялась, что нас может кто-нибудь услышать.
– А разве… разве вам можно? То есть вам это позволяется?..
Я рассмеялся.
– Конечно. Почему нет?
– Кто вы такой?
– Просто человек.
– И вы женаты?
– Был.
– Был?.. – Прозвучало это не как вопрос, а как утверждение.
– И не очень долго.
– Значит… – она слабо улыбнулась. – Значит, вас уже давно никто не целовал, так?
– Так.
– Но в таком случае вам, быть может, хочется, чтобы вас кто-то поцеловал? Кто-то, кто хорошо умеет это делать?
Я не стал возражать, и девушка зажмурила глаза и выпятила губы. Когда спустя несколько секунд ничего не произошло, она удивленно взглянула на меня.
– Вы точно не хотите меня поцеловать? Я умею это делать очень хорошо.
– Я верю.
Она перевела дух и снова надула губы, став похожей на рыбу. Если бы она не была настолько пьяна, она и сама бы поняла, насколько смешно это выглядит.
– Вы упускаете отличную возможность, мистер!
– Я вижу.
Она снова посмотрела на меня, но теперь ее глаза были заметно скошены к переносице.
– Сколько вам лет?
– Сорок девять. А вам?
– Шестнадцать, – машинально ответила она, совершенно забыв, что еще совсем недавно уверяла меня, будто ей двадцать один. Протяжно вздохнув, девушка привалилась затылком к скамье и проговорила устало:
– Если бы вы не торчали тут, где сам Бог за вами присматривает, я бы, пожалуй, познакомила вас с моей мамочкой. Правда, как раз сейчас у нас не слишком хорошие отношения, так что, быть может, лучше сделать это как-нибудь попозже… – Она подняла вверх палец, словно пытаясь придать своим словам больший вес. – Вы любите танцевать, падре?
Пожалуй, не стоило тратить силы и в десятый раз повторять, что никакой я не священник, поэтому я просто покачал головой.
– Не особенно.
Девушка попыталась показать пальцем на меня, но промахнулась на добрую пару футов.
– Моя мамочка… она вам понравится. Она чертовски… – Зажав рот обеими руками, девушка на коленях поползла к двери. – Нет, лучше мне поскорее отсюда выбраться, чтобы можно было говорить по-челове… в общем, чтобы не следить за каждым словом. – Тут ее, по-видимому, посетила какая-то новая мысль, потому что девушка остановилась и, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами, начала громко считать вслух.
– Тридцать два, тридцать три… Знаете что?! – Оборвав счет, она уставилась на меня. – Если вам сорок девять, вы вполне могли бы быть моим отцом. Нет, вам обязательно нужно познакомиться с моей мамой!
– Теоретически я мог бы быть даже вашим дедушкой.
Моя гостья слегка поджала губы.
– Для дедушки вы слишком хорошо выглядите. – Она попыталась подняться, перебирая спинку скамьи руками. Наконец ей удалось встать во весь рост, и, хотя колени ее по-прежнему подгибались, она одним движением сдвинула вверх лифчик бикини. Закрыв глаза, надув губы и выпятив загорелую грудь, она ждала, как я отреагирую на приглашение: типичная девочка-подросток, которая изо всех сил старается выглядеть как женщина. Между ее безупречной формы грудями висел на цепочке небольшой иерусалимский крест, который при каждом движении слегка раскачивался и поворачивался, демонстрируя покрывавшую его гравировку в форме небольших шестиугольников, напоминающих пчелиные соты.
– Вам нравится мой крестик? – спросила она, увидев, что я его разглядываю.
– Да.
– Снимите его, и он – ваш.
Я снял с крюка за дверью белый подрясник и накинул ей на плечи. Лицо девушки разочарованно вытянулось.
– Что, недостаточно красива для вас?
– Напротив, очень красива.
Это ее успокоило. Играя с лифчиком от бикини, который так и висел у нее на шее, она спросила лукаво:
– Тогда слишком грязная?
– Нет.
Ее брови вдруг поползли вверх, глаза широко раскрылись, губы дрогнули в улыбке.
– Тогда… – Тонкий девичий палец снова устремился в мою сторону. – Знаю! Это одна из тех, особенных церквей! Вы гей, да? В таком случае, прошу прощения… – Она попыталась надеть лифчик, но не преуспела. – Я тут из кожи вон лезу, а вы, оказывается…
– Нет, я не гей.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Ее глаза съехались к переносице. В задумчивости она ухватила себя за подбородок.
– Тогда что же?.. Может быть, я слишком молода?
– Что-то в этом роде.
Она почувствовала исходящий от лужи на полу запах и брезгливо сморщилась.
– Вы точно не хотите, чтобы я помогла вам тут убраться?
– А вы точно хотите вернуться на вашу яхту?
Она закрыла глаза, выпятила губы и немного помолчала.
– Я хорошо умею целоваться, падре. Очень хорошо. Я бы на вашем месте воспользовалась возможностью, пока я сама предлагаю. Или вы боитесь, что я кому-нибудь расскажу?
– Не особенно.
– Вот клянусь, я никому не скажу ни словечка. Ни единой живой душе!
– Значит, вы умеете хранить тайны?
Она высокомерно улыбнулась.
– Можете не сомневаться. Я – гребаный Форт-Нокс! – Девушка снова покосилась на темную исповедальню. – Разве вы не можете вызвать хотя бы временного священника? – Она показала на скамеечку для коленопреклонения. – Да, в общем-то, мне кто угодно сгодится. Я только хотела…
– Нет.
– Вы серьезно?
– Очень серьезно.
– Чертовски странная у вас церковь!
Я громко рассмеялся.
