Я знаю, что мы все так думаем, но никто не может произнести это вслух, потому что это означало бы признать, что Джонатан, возможно, не вышел из здания.
Мы ждем еще немного.
Снова звонит Дженис.
– Есть какие-нибудь новости?
– Нет. Пока нет.
– Клей говорит, что многим людям пришлось искать пристанища у друзей, даже у незнакомых людей. Телефонные линии… перегружены… где-то нет связи.
– Уилл тоже так сказал. Он отметился полчаса назад. Ему потребовалось некоторое время, чтобы дозвониться. Я уверена, что Джонатан позвонит. – Даже мне самой кажется, что мой голос звучит странно ровно и неубедительно.
– Мне очень жаль, Анника. – Несколько мгновений Дженис молчит. – Мне бы очень хотелось, чтобы мы могли переждать это вместе и я могла бы тебя поддержать.
Возможно, ее желание исполнится, потому что, если я не получу весточку от Джонатана в ближайшее время, в следующий раз, когда она позвонит, я расскажу ей, что решила сделать.
Уже почти восемь вечера. Джонатан не звонит. Когда я сообщаю родителям, что собираюсь поехать в Хобокен, штат Нью-Джерси, а затем отправиться в центр Нью-Йорка, чтобы найти Джонатана, они хором протестуют. Громко и довольно многословно. Я их не виню. Это нелепый, безрассудный план. Конечно, они вообще не верят, что я на такое способна, да и с чего бы им верить? Есть много чего, на что окружающие считают меня неспособной, и по большей части они правы. Но, по словам Элеоноры Рузвельт, женщина подобна чайному пакетику: никогда не знаешь, насколько крепок чай, пока он не попадет в кипяток. Это самый страшный в моей жизни «кипяток». Мне страшно, и добраться в Хобокен кажется невозможным.
Но я все равно поеду.
– Но что ты собираешься делать? – спрашивает мама.
– Дженис мне поможет. Мы поищем Джонатана. Мы проверим все больницы. Мы расклеим листовки.
Из новостей и газетных статей я почерпнула, что именно так сейчас поступают многие. Люди обмениваются информацией и помогают друг другу.
– Я не могу поехать с тобой. Не могу оставить твоего отца, а он в настоящий момент не осилит долгую поездку.
– Конечно, осилю, – возражает папа, но это было бы для него слишком болезненно. Смотря на него, становится очевидно, что ему даже на диване сидеть некомфортно. И мама не оставит его одного.
– Я не прошу тебя ехать со мной. Я не хочу, чтобы ты ехала со мной.
Это откровенная ложь, потому что я понятия не имею, способна ли я добраться сама. И дело даже не в том, хватит ли у меня способностей или навыков, а в том, хватит ли у меня мужества. Такое озарение вызывает у меня чувство стыда. Я – взрослая женщина, и пришло время доказать, если не всем, то хотя бы себе самой, что я могу действовать самостоятельно. Дженис сказала, что Джонатану нужно, чтобы я сделала шаг вперед и стала тем человеком, на которого он может положиться, который не отступит, когда дела пойдут плохо. На этот раз я не буду прятаться в своей детской кроватке, надеясь, что мир исправит себя сам. Джонатан сделал бы все, чтобы помочь мне, но теперь он сам нуждается в помощи, и я найду в себе силы стать той, кто поможет ему.
Дженис, услышав про мой план, реагирует даже еще более бурно, чем мои родители:
– Похоже, ты не представляешь, что тут творится. Клей сказал, что то, что показывают по телевизору, не может даже отдаленно сравниться с тем, что он видел собственными глазами. Нас не пустят в Нижний Манхэттен, если только мы не сможем доказать, что живем где-то в окрестностях. И даже тогда сомневаюсь, что у нас получится.
– А что, если Джонатан пострадал? Что, если он в больнице, но по какой-то причине не может говорить?
Мне не хочется думать о том, что это могут быть за причины. Я говорю себе, что он охрип от дыма, потерял голос или, может, у него проблемы с дыханием, и он поэтому не позвонил.
– У него нет родных. Ни братьев, ни сестер, ни родителей. Никто, кроме меня, не станет его искать.
– Анника. – Голос у Дженис усталый. – Его имя есть в списке. Он выбрался.
– А что, если его имя там по ошибке?
– С чего бы ему быть по ошибке? Его босс должен был записать имена всех, кто вышел из здания, и отправить письмо в чикагский офис, что он и сделал. Он не стал бы лгать о чем-то подобном.
Дженис молчит.
– Если я доберусь в Нью-Йорк, ты мне поможешь?
– Конечно, помогу.
Прежде чем повесить трубку, я говорю ей, когда меня ждать и что у меня есть сотовый телефон, чтобы позвонить ей с дороги.
– Будь осторожна, – напутствует меня подруга.
Последующие звонки моей мамы в чикагский офис компании Джонатана остаются без ответа. Она то и дело наталкивается на короткие гудки.
– Я не могу их винить, – говорит она. – Они, наверное, ужасно перегружены.
Компания Джонатана создала горячую линию, а также своего рода командный центр в одном нью-йоркском отеле. Членам семей пропавших сотрудников велено отправляться туда.
Я хочу сделать то же самое.
40. Анника
13 сентября 2001 года
Поскольку введен запрет на авиаперелеты, я была не единственная, кто решил, что возьмет в аренду машину, чтобы добраться, куда ему нужно. Очередь в «Хертце» – на тридцать семь человек. Кто-то ругается и уходит, колеса чемоданов с грохотом переваливают через порог и дребезжат по тротуару. Мне хочется побежать за этими людьми: вдруг они знают, где очереди поменьше или где есть волшебное скопление машин, о котором я не подумала. Но ничего такого я не сделала, и теперь передо мной только двадцать девять клиентов, и это заставляет меня чувствовать себя немного лучше. Я буду ждать столько, сколько нужно, а потом поеду прямо в Хобокен, используя инструкции, которые мама распечатала для меня при помощи какой-то программы под названием «Мэп-квест». Клей и Натали останутся дома, а мы с Дженис поедем в город искать Джонатана.
Мне просто кажется, что это будет не так сложно, как твердят все кругом.
В «Хертц» я приехала в семь тридцать утра, а моя очередь подошла почти в час дня. Я последний клиент, потому что все, кто был за мной, давным-давно ушли. Думаю, что это плохой знак, но я так долго ждала, что кажется глупым сдаваться теперь, когда я наконец добралась до стойки. Мужчина за стойкой говорит, что у них осталась только одна машина.
– Все в порядке.
– Стандартная коробка передач.
– Что это значит?
– Ручная.
– Я не умею водить машину с ручной коробкой передач. Я едва могу водить обычную машину. Мой парень был в Южной башне, и я еду его искать.
Это означает, что мне придется найти другой прокат автомобилей и начать все сначала. Я сажусь прямо на пол, потому что у меня подкашиваются ноги, а сотрудник «Хертца» перегибается через стойку и смотрит на меня сверху вниз.
