Семья Мартенов прибыла к мэрии на следующее утро после завтрака и обнаружила, что вокруг маленькой площади в сердце деревни уже собралась длинная очередь, в конец которой они и встали. Новые люди прибывали гораздо быстрее, чем другие выходили из мэрии, и площадь скоро заполнилась целиком. Обычно в такой толпе, собравшейся для рыночной торговли или гулянья, царила бы беззаботная атмосфера: смех и дружеские разговоры эхом отдавались бы от стен магазинов, окружавших площадь, и отскакивали бы от балконов и закрытых ставнями окон наверху. Но сегодня толпа была подавленной и неспокойной. Люди обращались друг к другу редко и говорили тихо, приглушенными голосами бормоча слова приветствия и спрашивая, что все это могло бы значить. Атмосфера оккупации давила на всех. Многие люди в очереди опускали глаза, чтобы не смотреть на красно-бело-черный флаг, заменивший французский триколор на флагштоке мэрии, и чтобы не встретиться взглядом с немецкими солдатами, стоявшими по обеим сторонам от входа с ружьями, перекинутыми через плечо.
Когда они продвинулись на пару шагов, Элиан узнала Стефани, стоявшую в очереди чуть впереди. Она улыбнулась, когда Стефани, оглядываясь вокруг, заметила ее, и была вознаграждена в ответ холодным кивком. Тут Элиан увидела Франсин, выходившую из мэрии. В руках у нее была карточка. Спускаясь по ступенькам, она разглядывала ее с озадаченным выражением на лице. Когда она проходила мимо, все еще поглощенная документом, Элиан потянула ее за рукав. Франсин улыбнулась при виде подруги и тепло обняла ее.
– Как там внутри? – мягко спросила Элиан.
– Странно, – тихо ответила Франсин. – Еще солдаты, с ружьями, наблюдают за мэром и его секретаршей. Нужно заполнить бланки со всяческими вопросами: кто ты, откуда, кто твои родители и бабушки с дедушками, где живешь, когда родился, какая у тебя религия. А потом тебе дают вот это, – она показала Элиан карточку.
– Что это значит? – спросила та, указывая на печать с большой буквой «J», поставленную на карточку Франсин.
– Сначала я не поняла. Я заметила, что не у каждого есть печать с буквой, поэтому на обратном пути спросила секретаршу мэра. Она сказала, им велели ставить печати на карточки всех евреев.
– Но зачем?
Франсин покачала головой, все еще не повышая голос.
– Я не совсем уверена. Но это точно не значит ничего хорошего. – Она замолчала, а потом повернулась к Лизетт, державшей на руках Бланш. – Это ребенок, о котором вы говорили? Что за прелесть! – Она подошла ближе и обняла женщину. Элиан заметила, что Франсин шепчет что-то Лизетт на ухо. Немного повысив голос, чтобы все в очереди рядом могли ее услышать, Франсин воскликнула: – Как грустно, что кузен вашего мужа и его жена погибли в бомбежке, мадам Мартен! Но какая удача, что вы смогли взять их ребенка к себе. Не представляю лучшего дома для малышки. Я уверена, что ваш кузен вздохнул бы с облегчением, узнав, что его дочь теперь с родными.
Лизетт кивнула, не сразу обретя голос.
– Да, и правда очень удачно, что наша Мирей смогла разыскать Бланш в Париже и привезти ее к нам в Кульяк. Но подумай, каково это в моем возрасте – завести еще одного ребенка!
Услышав эти слова, Гюстав немного опешил, и Лизетт ободряюще улыбнулась ему.
– Я уверена, мы освоимся с ролью молодых родителей, да, шери?
[29] В конце концов, семья есть семья.
Элиан не сразу догадалась, почему Франсин так сказала, но потом поняла, как важно было то, что ее подруга сделала для ее семьи и для Бланш.
Повсюду вокруг люди сочувственно улыбались и кивали в знак поддержки. Только Стефани, тоже прислушивавшаяся к разговору, испытующе посмотрела на ребенка в руках Лизетт, а потом неприветливо нахмурилась в своей обычной манере.
Франсин снова обняла Элиан и собралась уходить.
– Теперь, когда мост перекрыт, мэр разрешит проводить рынок здесь в Кульяке вместо Сент-Фуа, – указала она на еще одно объявление, повешенное на доску у мэрии. – Значит, увидимся в субботу, как обычно? Ты приготовила новую порцию меда?
Когда Элиан крепко пожала руку Франсин, прощаясь с ней до выходных, глаза ее переполняла смесь из грусти и любви.
Когда Лизетт объяснила, что все семейные документы были уничтожены во время бомбежки, задерганного и уставшего мэра не пришлось долго уговаривать, чтобы он выдал Бланш карточку с фамилией Мартен. Ее свидетельство о рождении, которое Эстер положила в маленькую сумку с пожитками, спешно собранную перед бегством из города, незаметно вынули из связки бумаг в руках Гюстава и сунули поглубже в карман его брюк. Вернувшись на мельницу, Лизетт вынула его, тщательно разгладив, свернула вчетверо и вложила между страниц тяжелой книги с рецептами из лекарственных растений, которая стояла на полке в кухне.
В следующую субботу утром, когда Элиан спустилась пораньше собрать все, что нужно, для нового рынка в Кульяке, Гюстав уже работал в сарае. Она услышала его насвистывание, шум пилы, а затем молотка. Но когда она приблизилась к приоткрытой двери, все стихло.
– Что ты делаешь, папа?
Гюстав расслабился, увидев, что это всего лишь Элиан, и ухмыльнулся.
– Я делаю знак, дочка. Глядя на расторопность нового правительства, я понял, что мы были нерадивыми – не заботились о безопасности широкой публики. Мы не предупреждали людей об опасной плотине и сильном течении на реке в этом месте. Было бы ужасно, если бы кто-то попрощался с жизнью, пытаясь ее перейти.
– Это небось одна из твоих шуток? – рассмеялась Элиан.
– Нет, дочка, – его лицо резко помрачнело, – это совершенно серьезно. Боши
[30] скоро поймут, что перекрыли не все пути в неоккупированную зону. Поэтому я замаскирую то, что у нас здесь есть, просто на всякий случай.
– Но, папа, если немцы придут проверять, им всего-то и нужно будет, что выйти на плотину, и они увидят, как легко ее пересечь.
– Ты никогда не видела реку, когда все шлюзы закрыты, да? – снова улыбнулся Гюстав.
– Ты всегда оставляешь одни ворота открытыми, – покачала головой Элиан. – Или чтобы обойти мельничное колесо, или чтобы заставить его вращаться.
– Правильно, и это сохраняет течение спокойным. Но если я закрою двое шлюзовых ворот, вся вода в реке польется над самой плотиной. Это то еще зрелище: уровень воды поднимается и плотина превращается в стремительный поток. Любого, кто попытается ее пересечь, тут же смоет. – Элиан медленно кивнула, обдумывая план отца. – Знаю, похоже на план ненормального… – Гюстав поднял готовый знак. – Но, может, такие ненормальные времена и требуют ненормальных планов. Я должен хотя бы попытаться. Немцы все равно, скорее всего, заблокируют весь берег реки, но если у нас получится сделать вид, что эта маленькая часть настолько опасна, что ее и охранять не надо, тогда она сможет однажды сослужить кому-то хорошую службу. – Он взял кувалду, заостренную на конце палку и табличку с надписью: «Осторожно! Опасная плотина. Угроза для жизни!» – Хочешь, поехали со мной, подержишь, пока я устанавливаю? А потом я подвезу тебя на рынок.
