– Грязные колготки, юбка, – перечислила я.
– И что? – заморгала Кисуля.
– Мы хотели посмотреть, что такое институт хороших манер, – напомнила я.
– Так пошли, – скомандовала Киса.
– Но юбка, – повторила я, – она испачкана. Впрочем, остальные вещи тоже.
– И чего? – удивилась девочка. – Я-то в одежде внутри чистая. Глазами о дорогу не стукнулась, все хорошо вижу. И почему в испачканных колготках нельзя зайти в этот институт? Там вообще кто нужен? Девочка или ее чулки?
Я вздохнула. Кисуля вытащила из кармана упаковку бумажных платков и начала растирать ими грязные пятна по своей одежде.
– Смотри, вот и нет ничего. Между прочим, с детьми нельзя так жестоко поступать. Сначала ты пообещала мне мороженое из «Догги», а теперь передумала.
Киса начала шмыгать носом, по ее щекам поползли слезы.
– Ладно, ладно, – сдалась я, – пошли.
Малышка вытерла мордочку рукавом куртки.
– Киса! – возмутилась я. – Разве ты не слышала про носовой платок?
– Я истратила их все, пока юбку чистила, – горестно сказала девочка, – дай свои.
Я порылась в недрах сумки, ничего похожего на бумажные салфетки не нашла и пробормотала:
– Э… э… ну…
– У тебя их нет, – запрыгала Киса и понеслась вперед, распевая: – Догги, Догги, малиновый Поги, сливовый Рогги, вишневый Тоги!
– На такое количество пломбира даже не рассчитывай, – на всякий случай предупредила я.
– Вот наверняка твоя мама давала тебе без разговоров целый мороженый торт! – крикнула Киса.
Я рассмеялась.
– Ох, нет. До семи лет мне вручали творожный сырок в глазури, втыкали в него палочку и говорили: «Это эскимо».
Малышка остановилась.
– И ты верила?
Я кивнула.
– Да, потому что везде ходила с мамой, а она ухитрялась очень быстро пробегать мимо будок с мороженым. Но когда я пошла в школу, то, конечно, узнала правду. Мне стали покупать сливочное с вафлями. Мамуля снимала вафли, давала их мне, отрезала кусок пломбира, укладывала его в кастрюльку и ставила на плиту. Когда белая масса таяла, я получала ее вместе с чайной ложкой.
Киса вытаращила глаза.
– Теплой?
Я кивнула.
– Главное в этом десерте – холод, – тоном гурмана заявила девочка.
– У моей мамы было другое мнение на сей счет, – сказала я.
Киса бросилась мне на шею.
– Лампуша! Какое у тебя ужасное детство! Мне так тебя жалко! Хочешь, когда придем в «Догги», я отдам тебе всю свою порцию?
Я прижала к себе малышку.
– Спасибо, солнышко. В кафе мороженого хватит на всех. Ты ошибаешься, у меня были самые лучшие папа и мама. Мы пришли, нажимай на звонок.
Дверь нам отворил швейцар, самый настоящий, таких я видела только на иллюстрациях в книгах и в кино: человек средних лет в красном длинном пальто с золотыми пуговицами и в странной шляпе.
– Добрый день, – прогудел он густым басом, – по какому поводу вы пришли в институт хороших манер?
– Увидели объявление, – закричала Киса, – захотели посмотреть!
– Разрешите вашу одежду, – улыбнулся страж дверей, – вам налево в актовый зал, экзамен там.
– Экзамен? – хором спросили мы.
– Конечно, – ответил швейцар, – абы кого княгиня Буравенская не возьмет, только лучших из лучших, самых достойных, умных, воспитанных…
– Зачем им в институт хороших манер? – справедливо удивилась Киса. – Они и так уже все знают. Лампа, меня сюда не возьмут, пошли домой.
И тут перед нами словно из-под земли выросла женщина.
– Добрый день, рады вас видеть. Хотите стать нашими ученицами? Маму не возьмем, она взрослая, а девочку с радостью.
– Мы не готовились к экзамену, – призналась я.
– Вы о чем? – спросила дама.
– Нам сказали, что надо идти в актовый зал, там какие-то экзамены, – ответила я.
– Кто поведал вам сию информацию? – изумилась собеседница.
Киса показала пальцем на швейцара.
– Он!
– Поскольку здесь нет никого, кто мог бы нас познакомить, – запела соловьем дама, – я сама представлюсь. Княгиня Агнесса Ильинична Буравенская, основательница института.
– Евлампия Романова, – представилась в свою очередь я.
– Киса, – пропищала малышка.
– Романова, – повторила Буравенская, – царская фамилия.
– Моя семья никак не связана с домом Романовых, – возразила я, – скорей всего, кто-то из предков был у них в крепостных. Крестьян часто записывали по фамилии барина.
– Покажите кисть вашей руки, – попросила Буравенская.
Я удивилась, но выполнила ее просьбу.
– Сейчас можно купить любой титул, – усмехнулась Агнесса Ильинична, – если щедро заплатите, получите родословную от Рюриковичей. Но происхождение выдают руки. Широкая ладонь, толстые пальцы, короткие ногти некрасивой формы, – все это свидетельство того, что предки на протяжении столетий занимались грубой физической работой. А я вижу узкую кисть, «музыкальные» пальчики, длинные ногти овальной формы, тонкую кожу, под которой просвечивают вены. Нет, дорогая, ваши деды играли в шахматы, стреляли дичь, читали книги, а бабушки вышивали, вязали для своего удовольствия, играли на клавесине.
– Я окончила консерваторию по классу арфы, – зачем-то разоткровенничалась я, – мама была певицей.
– Замечательно, – восхитилась княгиня, – руки всегда говорят правду. Оставьте девочку на пробное занятие, возвращайтесь за ней через три часа. Никаких экзаменов у нас нет. Василий Петрович перепутал. Пусть малышка осмотрится, поймет, нравится ей у нас или нет.
– Три часа, – повторила я, – мы хотели после института поесть мороженого.
– «Догги» открыт круглосуточно, – подпрыгнула Кисуля, – я останусь. Из простого человеческого любопытства!
– Вот и хорошо, – одобрила Буравенская.
У меня зазвонил телефон.
– Извините, надо ответить, – сказала я и отошла за гардероб. – Да, Вова, что случилось?
– Сергей Николаевич Решеткин был усыновлен, – ответил Костин, – такие сведения закрыты, но для Николаши преград нет.
– Сейчас приеду, – пообещала я.
Глава пятая
На следующий день рано утром, когда Киса завтракала перед уходом в школу, я тоже села за стол, стукнула по яйцу ложкой и начала очищать скорлупу.
– Так поступают только плохо воспитанные дети, – неожиданно сказала девочка.
