Вскоре, словно в подтверждение его мрачных размышлений, из-за небольшой рощи, расположенной на обочине дороги, огибавшей городскую стену, показался конный отряд.
– Спокойно следуем дальше, не обращая на них внимания, – негромко произнес граф, но сам невольно ударил стременами в бока кобылицы, отчего она прибавила ходу.
Группа Тарреса уже проследовала перекресток, когда сзади раздался громкий оклик:
– Именем короля, остановитесь!
Таррес глубоко вздохнул и натянул поводья. Его спутники тоже остановились и развернули лошадей к приближавшимся всадникам.
– Дядя, что нам делать? – взволнованно произнесла Айра, нервно поглаживая эфес шпаги.
– Веди себя как ни в чем не бывало, – сухо ответил граф. – Я не думаю, что каждый офицер-гвардеец знает наши лица. Позволь мне говорить со стражей и не вмешивайся.
Но чем больше сокращалось расстояние между ними и приближающейся кавалькадой, тем тревожнее становилось на сердце у пожилого воина. Взгляд его был прикован к всаднику, следовавшему в авангарде отряда из девяти воинов. Тот, словно почуявший добычу коршун, летел навстречу группе незнакомых всадников. Полы его черного плаща развевались на ветру, придавая предводителю воинов еще большее сходство с хищной птицей.
В свои пятьдесят с небольшим Таррес не испытывал проблем со зрением, поэтому вскоре признал во всаднике человека, которого ему меньше всего хотелось бы сейчас видеть. Придерживая свою шляпу левой рукой, навстречу им несся во весь опор граф Томмон. Подручный Иктона тоже узнал Тарреса, поэтому его хищное лицо исказила зловещая усмешка, а глаза зажглись недобрым огнем.
Еще не приблизившись вплотную, предводитель отдал команду своим гвардейцам:
– Немедленно арестовать заговорщиков!
Рассыпавшись полукругом, всадники стали окружать отряд Тарреса. Грут громко охнул и вонзил каблуки в своего мула, спеша укрыться в поле, где размеренно размахивали своими мотыгами крестьяне. Один из преследователей устремился было за ним, но Томмон резко осадил его:
– Этот пусть улепетывает! Слуга нам ни к чему. Сосредоточьтесь на остальных!
Через несколько мгновений оставшиеся трое всадников, обнаживших свои клинки, были окружены солдатами Иктона. Длинные копья двоих из них были нацелены на наиболее опасных противников – Тарреса и Лигера. Конь Томмона приплясывал от нетерпения, а его владелец судорожно облизнул пересохшие губы и с холодной вежливостью громко произнес:
– Рад видеть вас в добром здравии, граф Таррес!
– Я не могу сказать того же о вас! – мрачно ответил граф.
– Если я ничего не путаю, – ухмыльнулся Томмон, – то этот симпатичный мальчишка, что так тщательно скрывает лицо за полями своей великолепной шляпы, – леди Ледвей?! Должен отдать должное маркизе – она мастер перевоплощения!
– Отпусти ее, Томмон, она ведь еще совсем девчонка! – без всякой надежды на согласие произнес Таррес.
– Отпустить преступницу, срезавшую голову личному слуге короля?! – хохотнул палач Иктона. – Таррес, да ты смеешься надо мной!
– Дядя, – гневно произнесла Айра и решительно рассекла воздух острием шпаги. – Мне не нужно снисхождение этого подонка! Я разделю вашу участь!
– Я предлагаю вам сдать оружие и подчиниться моим людям, – с деланой вежливостью произнес Томмон. – В случае неповиновения вы умрете!
– Дворцовые крысы! – вскричал Таррес. – Вы и понятия не имеете о том, как сражаются истинные рыцари! Пусть только кто-то из вас хотя бы попробует атаковать – клянусь, я тут же срублю его наглую башку!
Столько страсти и ненависти было в произнесенных графом словах, что даже лошади гвардейцев слегка подались назад, а боевой задор их всадников исчез из возбужденных взглядов. Один лишь Томмон не испытал всеобщего замешательства.
– Предположим, что здесь присутствуют не только, как вы выразились, дворцовые крысы. За моими плечами не один десяток сражений, уважаемый граф!
– Ну так докажи это и выйди со мной один на один! – язвительно произнес Таррес.
Томмон оценивающе посмотрел на потенциального противника, склонив голову набок, и медленно извлек меч из ножен.
– Исключительно ради того, чтобы мои солдаты не посчитали меня трусом, – тихо произнес он и обратился к гвардейцу, застывшему перед Тарресом с копьем: – Дорогу!
Тот посторонился, пропуская военачальника. Едва путь к ненавистному палачу оказался открытым, Таррес пришпорил коня и бросился в атаку. Все действующие лица невольно подались в сторону, уступая место сражающимся.
Томмон был моложе своего противника, да и меч его значительно легче, чем у графа. Поэтому на Тарреса немедленно обрушился град ударов сверкающего клинка. Казалось, он был похоронен под сыплющимися на него выпадами сверкающей стали. Соратники Томмона немедленно разразились торжествующими выкриками, поддерживая своего предводителя. Но прошла минута… другая, а ни один из умелых выпадов Томмона так и не достиг своей цели – Таррес размеренно и не сбивая дыхания парировал коварные удары, каждый из которых мог бы лишить его жизни. Лицо пожилого вояки не выражало абсолютно никаких эмоций, в то время как физиономия его противника буквально исказилась от ярости.
Томмон утроил усилия, плетя вокруг графа сверкающую паутину. Удары его становились все размашистей и неуверенней… Наконец глаза Тарреса сверкнули… Его меч легко прошел сквозь брешь в обороне противника, которой тот не уделял уже практически никакого внимания, и, проткнув кожаный доспех на груди, вышел наружу между лопаток. Выходя из страшной раны, меч Тарреса издал отвратительный звук и тут же перерубил древко копья, метнувшегося в его сторону.
Лигер, орудуя своим длинным тяжелым мечом, рубился сразу с двумя – третий его противник, пытаясь зажать поток крови, фонтаном бьющий из его разрубленного горла, катался по земле. Таррес легко срубил голову копейщику, пытавшемуся достать свой меч, и атаковал мечника по правую руку от себя. Едва они скрестили клинки, как граф буквально замер от изумления – из груди его противника вышли острия вил, воткнутых ему в спину.
В пылу яростной короткой схватки ни та, ни другая сторона не заметила приближения многочисленной группы крестьян, во главе которой двигался слуга Тарреса на своем муле. Спины гвардейцев были немедленно атакованы садово-хозяйственным инвентарем, направляемым сноровистыми руками земледельцев.
Расширенными от ужаса глазами Таррес смотрел на то, как один из солдат ухватил Айру за волосы и приставил к ее груди лезвие искривленного кинжала. Он рванулся к ней, но чувствовал, что безнадежно опоздал. В тот же миг затылок врага взорвался осколками кости и серыми брызгами мозга – один из крестьян весьма удачно угодил ему в череп краем мотыги.
Граф успел подхватить находящуюся на грани потери сознания воспитанницу. Он прижал ее к груди и угрюмо смотрел на картину страшной расправы восставшего народа над посланниками наместника. Лигер наклонился и полой плаща одного из трупов тщательно протирал свой меч.
