Яна покачала головой:
– Просто Костенко нам рассказывал о нем, когда проводил занятие.
– Да? И все равно я хочу с тобой посоветоваться… – Юрий Иванович улыбнулся, и лицо его от этого сморщилось очень уютно, как у деда, – решил было промолчать, но познакомился тут с одним докторилой, так он говорит, что держать в себе надо, только если ты партизан на допросе.
Доев кексик, оказавшийся невероятно вкусным, Яна украдкой отряхнула руки от сахарной пудры, приосанилась и сказала:
– Слушаю вас.
– Помнишь, мы когда искали этого мелкого паршивца, ты предположила, что в городе завелся маньяк?
– Нет, Юрий Иванович, это вы хотели под таким соусом сбагрить дело в городскую.
– Ладно, ладно. Кто старое помянет…
Пока Коля прятался от родителей, Юрий Иванович ознакомился с преступлениями против несовершеннолетних по городу, нет ли где сходства с Колиным случаем. Сделать это ему было нетрудно, потому что за тридцать лет работы он стал живой легендой и ни один здравомыслящий сотрудник правоохранительных органов не отказал бы ему в информации.
И вот в субботу Коля нашелся, а в воскресенье к Юрию Ивановичу домой заглянул приятель из Приморского района и рассказал, что около года назад он занимался поисками мальчика из очень приличной семьи и, к сожалению, безрезультатно.
Юрий Иванович постеснялся сказать, что информация уже ни к чему, потому что товарищ специально для этого ехал через весь город, и не просто так, а с бутылкой. Сели выпить-закусить, и хозяин почти не слушал, что говорит ему гость, пока одна деталь не привлекла его внимания. По словам бабушки, мальчик вернулся из школы, поел, сделал уроки, а потом отправился бегать к линии электропередачи, называемой высоковольткой. Место было темное, не слишком оживленное, но и не страшное. С одной стороны располагались жилые кварталы, с другой – гаражи, так что люди постоянно сновали туда-обратно, утром и вечером выгуливали своих собак, да и бегунов тоже хватало. Никто не думал, что с ребенком может случиться что-то плохое в половине восьмого вечера. Самой ценной свидетельницей оказалась одноклассница, которая гуляла по высоковольтке со своей собачкой и, несмотря на темноту, узнала мальчика по белой шапочке «адидас» и ярко-красной болоньевой куртке. Она проводила одноклассника взглядом, думая, что скоро он добежит до перекрестка и повернет обратно, но мальчик так и не появился. Она не видела в темноте, куда он свернул, но по пути на высоковольтку заметила смешной автомобиль, маленький и круглый, как в старых фильмах, а когда шла обратно, машины уже не было. По картинкам девочка опознала «Фольксваген-жук», но не заметила номера и в сумерках не смогла точно определить цвет. Серенький или зелененький, а может, и белый.
Автомобиль, конечно, редкий, но, к сожалению, далеко не уникальный, а главное, долговечный. Такие машинки бегают по сорок лет, и ничего с ними не делается. Если бы цвет точно знать или хоть одну цифру номера, а так поседеть успеешь, пока отработаешь всех и вычислишь владельца, чье преступление на девяносто девять процентов заключается только в том, что его занесло в район линии электропередачи в неподходящее время. Не поднимать же на ноги всю милицию города для установления личности человека, заглянувшего к любовнице или к первой учительнице.
К тому же девочка подумала получше и призналась, что смешную машинку могла видеть не в день исчезновения одноклассника, а накануне или еще раньше. Скорее всего в день, но это не точно.
Следствие бросило силы на разработку других версий, и про «Фольксваген» благополучно забыли.
Приятель тоже не придавал значения этой детали, так, пожалел, что раз ничего другого нет, придется искать злополучную машинку чисто для имитации бурной деятельности, а Юрий Иванович кое-что припомнил.
После обнаружения тела сына Юрий Иванович долго был как в тумане. От разработки Горькова его отстранили, да он и вообще плохо воспринимал окружающую действительность. Потом начал пить, стало полегче, но полноценно включиться в работу он смог, только когда Павел Николаевич уже умер в следственном изоляторе. Юрий Иванович просил коллег, чтобы те подробно рассказали ему о ходе следствия, он хотел быть уверен, что нигде не допущена ошибка. Как-то раз один молодой опер вспомнил, что, когда колесил по Псковской области, опрашивая местных жителей, некоторые из них сообщали, что видели незнакомый автомобиль, похожий на старый «Фольксваген-жук» зеленоватого цвета. Причем один свидетель указал, что замечал необычную машинку больше года назад и подумал, уж не приехали ли к ним снимать кино. Словам свидетелей можно было доверять: если в Ленинграде импортный автомобиль ретро-стиля не частое, но в принципе обыкновенное явление, то для жителей медвежьего угла Псковской области это настоящая диковинка. Кроме того, горожанин погряз в суете сует, поглощен разными заботами, в течение дня видит множество незнакомых лиц и автомобилей, а когда появляется досуг, всегда под рукой книга, телевизор или учреждение культуры. Созерцанию предаваться некогда. Зато деревенский житель отрезан от большинства этих благ цивилизации, у него электричество-то не везде и не всегда, а если присутствует в доме черно-белый телевизор, то большую часть времени показывает либо полосы, либо рябь. При таком патриархальном укладе жизни любая мелочь становится событием и запоминается надолго.
Оперативник собрался поработать в этом направлении, опросить местных жителей, вдруг кто вспомнит номер машины или хотя бы его часть или опишет приметы водителя, но Костенко порекомендовал ему сосредоточиться на чем-то более важном. Доказухи и так море, зачем еще искать какую-то старую тачку? Товарищ писатель сам все расскажет, не сегодня, так завтра. Горьков умер, так и не дав признательные показания, но это еще даже лучше. Дело прекращается в связи со смертью обвиняемого. Вина его не вызывает сомнения, так что изменится, если следствие выяснит, что он возил мальчиков не общественным транспортом, а в допотопном рыдване своей троюродной тетушки? Действительно, оперативников мало, преступников много, поэтому тратить людские ресурсы на шлифование доказательной базы по делу против покойника крайне нерационально. И «Фольксвагеном» тем скорее всего управлял мирный и законопослушный человек, грибник или художник-пейзажист.
Юрий Иванович умом понимал, что это верные рассуждения, но сердце бунтовало. Никак не получалось поверить, что виновник гибели его ребенка мертв и горит в аду. Узнав о смерти Горькова, Юрий Иванович не почувствовал ни облегчения, ни гнева, что тот ускользнул от суда и позора. Ничего.
Когда человек много лет трудится не за страх, а на совесть, то, в какой бы области он ни прилагал свои усилия, у него развивается профессиональная интуиция или чутье. Врач только взглянет на пациента, а в голове уже диагноз, учитель с ходу определит в классе заводилу, отличника и хулигана, искусствовед почувствует, подлинник перед ним или искусная копия. Так было и с Юрием Ивановичем. Как и другие матерые опера, он чувствовал, куда надо смотреть, чтобы изобличить преступника. Разумеется, профессиональный опыт состоит не только из успехов, но и из ошибок, и чем больше работаешь, тем больше понимаешь, что слепо доверять своей интуиции нельзя. Все догадки надо проверять и доказывать, но игнорировать их тоже не стоит.
