– А где ваша подопечная? – спросил он, сделав вид, что затянулся.
– А, браслетами к батарее пристегнул. Пять минут посидит, не сахарная.
Федор улыбнулся.
– В случае чего, все на меня валите, – продолжал Юрий Иванович, – а то взялась пугать: пожалеете, пожалеете! Ну я-то уже пожалел обо всем, о чем стоит пожалеть в этой жизни, так что, Федор Константинович, пусть я буду крайним.
– Спасибо, Юрий Иванович, за любезное предложение, но, надеюсь, обойдется.
– И эта дура мамаша, господи! Да если бы мне такой подарок судьбы, так я бы только сына целовал да молился и ни о каком возмездии не думал! Ай! – Юрий Иванович махнул рукой.
Федор старался не смотреть на него. Он знал, что у оперативника был сын, парень вроде бы законопослушный, но из тех детей, которых называют неуправляемыми или шебутными. Учился плохо, бредил морской романтикой, так что даже сбегал из дому, чтобы стать юнгой на боевом корабле или, если не повезет, на торговом судне. Несколько раз беглеца удавалось поймать на старте, но однажды парнишка исчез, и найти его не смогла вся милиция города, хотя из уважения к Юрию Ивановичу усилия прилагала отнюдь не формальные. Прошло несколько месяцев, каждую секунду из которых родители ждали возвращения сына. Юрий Иванович ездил в ближние портовые города, писал письма в милицию северных и дальневосточных портов, но все безрезультатно. При этом от службы никто Юрия Ивановича не освобождал и даже не подумал перевести его с дела о пропавших детях, которое вел тогда Костенко. Так и получилось, что при осмотре участка Горькова Юрий Иванович обнаружил у него в погребе тело собственного сына.
– Кстати, Яна Михайловна вас не сдала, – сказал Федор, – не стала жаловаться, что это вы ее сгоношили, молодец.
– А я-то ей нагрубил маленько, – расстроился Юрий Иванович. – Она что-то про Горькова стала мне рассказывать, я не стерпел, а сейчас думаю, наверное, она и не знает ничего. Лет-то уж прошло, страшно подумать…
– Да, время летит.
– Только ни хрена не лечит. Ни хрена, Федор Константинович. Становится только хуже. Пью, срываюсь, так что, наверное, надо мне уходить, пока я никого серьезно не подставил.
– Такие сотрудники, как вы, на вес золота. – Федор затушил сигарету, так толком и не покурив. – Знаете что, я вам дам телефон одного доктора.
– По мозгам, что ли?
– Да, Юрий Иванович, по мозгам. Мне он помог, надеюсь, и вам поможет немножко… – Федор замялся, – конечно, не избавиться от скорби, на это докторов, слава богу, еще не придумали, но чуть-чуть легче уживаться с самим собой.
– Да что он скажет? – хмыкнул Юрий Иванович.
Федор пожал плечами:
– На то он и врач, что мы заранее не можем этого знать. Одно могу обещать – вы точно не пожалеете. Мировой мужик, и все будет абсолютно конфиденциально и неофициально.
– Да я уж конченый. Ничем он мне не поможет.
Достав из кармана пиджака ручку, Федор поискал, на чем бы записать. Взгляд остановился на пачке «Примы», он взял ее, прямо под белыми буквами вывел телефон Вити Зейды и протянул Юрию Ивановичу:
– Вот, держите. Заставить вас я не могу, но как блюститель закона должен приложить все усилия, чтобы не потерять специалиста такого высочайшего класса. Просто позвоните ему, а там как пойдет, хорошо?
Юрий Иванович молча убрал пачку в карман.
– А теперь, наверное, – спохватился Федор, – пойдемте отстегнем профессоршу.
⁂
Вернувшись домой, Евгений попал в эпицентр жаркой дискуссии о прокалывании ушей. Вопрос этот поднимался уже не впервые. Варя мечтала о сережках, а мама утверждала, что это вульгарно, несовременно и даже опасно. А сегодня мама расстроилась особенно сильно, потому что Варя захотела не только проколоть ушки, но еще и обрезать косу ради модной стрижки «каскад».
– Деточка, помни, что золото не нуждается в позолоте! Сейчас ты выглядишь восхитительно, красотка на все времена, и умоляю тебя, не стоит уподобляться этим вульгарным девкам! Это ведь только начни, сначала серьги, потом дурацкий начес, а дальше что? Личико начнешь размалевывать? Подобным образом себя украшают только дикари! Ты хочешь быть как дикарка?
– А вы, дядя Женя, что думаете?
Евгений пожал плечами и попытался отшутиться:
– А я что? Одичаешь, так куплю тебе пальму, даже две. Будешь тут у нас с одной на другую перепрыгивать.
– Женя, ты хотя бы отведи ее к себе на работу, пусть там специалисты сделают.
Евгений вздохнул и не стал говорить маме, что слишком изнуряет специалистов марксистско-ленинской философией, чтобы они захотели оказать ему услугу по прокалыванию ушей.
Он собрался готовить ужин, но в кухне ждал приятный сюрприз: Авдотья Васильевна прислала внушительный тазик голубцов, так что хватит и на вечер, и завтра на обед. Он поставил сковородку на огонь, но тут в кухню прокралась Варя с предложением сделки: она разогревает голубцы, а он решает задачку «со звездочкой», последнюю из каникулярного задания.
Евгений хотел отчитать девочку за хитрость, но, взглянув на условие, понял, что сам не в силах найти ответ, задумался, а Варя сразу оттеснила его от плиты.
«Да нет, не может быть, чтобы я не понял задачку для шестого класса», – сказал себе Евгений, интенсивно почесал в затылке, но это не помогло. То ли он был дурак, то ли авторы учебника что-то напутали.
Евгений увлекся поиском решения, масло сильно шипело на сковородке, а Варя напевала, переворачивая голубцы, так что они чуть не пропустили телефонный звонок.
В полной уверенности, что это Авдотья Васильевна беспокоится за внучку, Евгений отправил Варю отвечать, но не успел привернуть огонь, как она вернулась из коридора и известием, что его спрашивает какой-то дяденька.
Евгений отправился к телефону в крайнем недоумении. Им с мамой никто не звонил с тех пор, как они переехали сюда. Так что он успел подзабыть, как оно бывает.
Оказался начальник отдела кадров, старый друг родителей.
– Ты что творишь, щенок?
– Добрый вечер, Владимир Яковлевич, – сказал Евгений, примерно представляя, за что ему сейчас прилетит.
– Ты помнишь, что я был единственным, кто от вас не отвернулся?
– Конечно, и мы вам безмерно благодарны.
– Я ведь поручился за тебя, устроил, хотя просились у меня люди с университетским образованием, не чета тебе. Думаешь, легко мне это было? Или ты считаешь, что я сделал это ради того, чтобы ты посылал уважаемых людей на три буквы? Может, тебе кажется, что я люблю стыдиться и краснеть за чужие грехи?
– Нет, не кажется.
– Тогда какого хрена? – закричал Владимир Яковлевич так громко, что Евгений отстранил трубку от уха. – Какого хрена ты не выполняешь распоряжений завуча?
