– Ладно, Галь, я понял. – Евгений шагнул к выходу из кухни. – Извини, что потревожил.
– Да я, Жень, правда рада была тебя повидать, – быстро вытерев руки о край фартука, Галя вдруг взъерошила ему волосы и улыбнулась, – приятно посмотреть, какой ты стал роскошный мужик.
Он отмахнулся:
– Пойду тогда. Телефон оставлю, если вдруг передумаешь.
– Вероятность этого почти равна нулю, но оставь.
Галя подала ему записную книжку в голубом пластмассовом переплете и простую шариковую ручку с обгрызенным колпачком. На соответствующей букве Евгений записал номер телефона и адрес.
Прислонившись к косяку, Галя смотрела, как он надевает ботинки.
– Ах, как сияют, зеркала не надо, – усмехнулась она, – а я своих все никак не приучу обувь чистить.
– Армия поможет тебе в этом.
– Посмотрим, – хмыкнула Галя. – Что ж, прощай. А Вале передай, что цыплят по осени считают. Вот я без поддержки родителей выплыла, преуспела, а она, такая замечательная, тонет теперь в собственном дерьме.
– Ты действительно хочешь, чтобы я ей это передал?
Галя нахмурилась:
– Да нет, наверное. Знаешь что? Скажи, что я тебе не открыла и обложила в три этажа прямо сквозь дверь.
– Лучше пусть вообще не знает, что я у тебя был.
Евгений повернулся и, открыв дверь, столкнулся с Вадимом. Человек не нашего круга, парвеню и валенок за эти годы сделал неплохую карьеру, дослужившись до подполковника милиции, и занимал какую-то приличную должность в ГУВД.
Евгений без труда узнал в нем красивого улыбчивого парня, так пленившего когда-то его детское сердце. За прошедшие годы Вадим обзавелся только упругими щечками и пузиком, почти необходимым атрибутом руководящих работников.
От этой встречи Евгений немного смешался, но Вадим без лишних слов обнял его, похлопал по спине и пробасил, что это все женские дрязги, а им-то, мужикам, делить нечего.
Забросив портфель в квартиру, Вадим вышел проводить Евгения к метро и сказал, что обид никаких не держит, родители Гали подарили ему Галю, и этого вполне довольно, чтобы он почитал их память, а что при жизни не сложилось, так иногда бывает и похуже, чем простой разрыв отношений.
– Нам с тобой делить нечего, Женя, так что, если нужда какая, давай сразу ко мне. Помогу по-родственному.
– Наверное, это не совсем удобно тебе будет…
– Да господи! Правда же надо держаться вместе. Не мы, так хоть дети наши пусть родства не забывают! – воскликнул Вадим.
– У меня нет детей, – оборвал Евгений.
– Сегодня нет, завтра появятся, это дело такое.
Евгений промолчал.
– Правда, Жень, я со всей душой к тебе.
– А ты не боишься скомпрометировать себя?
Вадим отмахнулся:
– Уж забыли все давно, не переживай.
– Зато Галя не забыла.
– В это даже не вникай! Нам с тобой эти женские штучки никогда не понять. Кто что сказал, кто как посмотрел, высшая математика, недоступная для нашего примитивного мужского сознания. Помнишь, у Гоголя: «Оказалось, что все можно сделать на свете, одного только нельзя: примирить двух дам, поссорившихся за манкировку визита». – Вадим засмеялся: – Что, Женя? Удивлен, что я такие книги знаю?
– Да не особо, честно говоря. Я никогда тебя дураком не считал.
– А я в курсе.
Подойдя к широкому серому поребрику подземного перехода, мужчины обнялись на прощание, и Евгений спустился вниз, в узкий туннель, выложенный темным кафелем. Основной поток людей схлынул, так, брели несколько одиноких прохожих, может быть, с такими же тягостными мыслями, как у него, а может, наоборот, счастливые.
Возле ряда серебристо-серых автоматов для размена денег маялся невысокий парень в синей куртке, ужасных советских джинсах и меховой шапке невыносимо желтого цвета. В руках он держал букетик подмороженных гвоздик. По тоскливому взгляду Евгений понял, что парень влюблен и довольно давно ждет уже свою избранницу, а пока менял двадцатикопеечную монетку на четыре пятачка, заметил на ногах парня флотские ботинки и мысленно пожелал, чтобы все у него сложилось хорошо. Вспомнилась собственная юность, и захотелось постоять, посмотреть, дождется ли товарищ возлюбленную, но долг звал домой.
Он соврал маме, что задержится на кафедральном совещании, а к этому часу они уже обычно заканчиваются, и мама наверняка начала волноваться. Да и Варя устала с ней сидеть. И белья накопилось… Если сегодня не постирать, то новая порция просто в ванную не поместится. Когда дома лежачий больной, уходит три-четыре простыни в день, и пододеяльники тоже надо менять, иначе запах. Мама не может терпеть целый день, пока он на работе, и даже до прихода Вари хоть раз, а сходит на пеленку.
Когда маму только выписали из больницы после инсульта, Евгений нанял сиделку, но та вскоре ушла со скандалом, и больше они не пытались привлечь посторонних.
Толкая перед собой волну солоноватого теплого ветерка, подошел поезд. Народу было совсем мало, Евгений сел на кожаный диванчик и прикрыл глаза.
Нет, Галя, конечно, врет. Нагло наговаривает на маму, чтобы успокоить свою совесть. Как говорил папа, обиды – это аргументы, позволяющие не делать того, что необходимо делать. Даже если мама в чем-то когда-то была не права, не поддержала, не встала стеной на защиту Гали, она за это с лихвой расплатилась. Разве можно сравнить с теми испытаниями, которые выпали на мамину долю, какие-то несчастные серебряные ложки? Надо, наверное, отдать Гале дачу в Синявине, пусть… Они с мамой вряд ли туда поедут, а детей, которым надо дышать свежим воздухом, у него нет. И не будет. Он не имеет права так рисковать.
Мама этого не понимает, не верит, все просит отдать ее в дом инвалидов, чтобы Евгений мог устроить свою жизнь. Один раз был у них совсем трудный разговор. Он как раз выкупал маму в ванной, одел в чистое, уложил в кровать и отправился готовить ужин, как вдруг она позвала его:
– Сынок, а как же ты будешь болеть и умирать?
Он испугался, что мама не в себе, и быстро вернулся к ней.
– В конце концов это случится, – сказала мама, протянув к нему здоровую руку, – и как знать, что тебя ждет.
Евгений поцеловал ее, пробормотав, что своего конца никто не знает, но он очень рассчитывает на быструю смерть.
– А если нет? – упрямо повторила мама. – Вдруг инсульт – это наследственное? Благодаря тебе я лежу как королева, а кто будет смотреть за тобой? Отдай меня, пожалуйста, в дом инвалидов, а сам женись. Мне так будет гораздо спокойнее.
Евгений тогда сказал, что хорошая девушка примет его со всеми обстоятельствами, а плохая самому не нужна, и больше они не возвращались к этому разговору.
Одиночество, конечно, его тяготило, но позволить себе влюбиться он никак не мог. И дело не в том, что ухаживание требует много свободного времени, которого нет совсем, и денег, которых мало. Не в том беда, что ему приходится после работы немедленно нестись домой и выходные все проводить рядом с мамой, чтобы она хоть два дня в неделю ни секунды не лежала в мокрых простынях. Все это решаемо, если люди любят друг друга, и наверняка найдется женщина, которая согласится разделить с мужем заботы об его парализованной матери. Если бы только это мешало…
