– Уходи, Аэсоннэ. Это моя битва.
– Ещё рано, – невозмутимо ответила она. Сунула руки в карманы курточки, упрямо задрав нос.
Всё.
Некромант повёл глефой, вычерчивая остриём клинка причудливую руну; старик Парри мог бы гордиться учеником.
Высшее достижение рунной магии – импровизация. Творение новых рун прямо на поле боя. Сейчас Фесс именно творил, и это была даже не «руна» – простой символ в несколько росчерков. Перед ним возникало прочерченное белым огнём сложнейшее построение, окружности и углы, дуги и сектора, хорды и диаметры.
Навстречу налетающим демонам устремились потоки свободной силы, силы, не принявшей никакой формы. Не огонь и не вода, вообще не стихия. Воля некроманта разгоняла её, и было в этом… что-то поистине свободное. Нет, Кэр Лаэда хоть и импровизировал с символами, но всё остальное – чётко по правилам и факультета малефицистики, и даже Академии Долины Магов.
Предводитель резко натянул поводья. Его чудовищный зверь взмыл отвесно вверх, в лиловое небо, лавируя среди ярящихся молний, их слепящие разряды, повинуясь беззвучному приказу, устремились вниз, в некроманта. Вместе с молниями отвесно падали и демоны, сложив крылья, словно намереваясь задавить противника массой.
Первая волна обнажённой силы докатилась до них, захлестнула и поволокла за собой. Ломались крылья, рвалась серая кожа перепонок, отрывались конечности, и головы чудовищными мячами взлетали ещё выше, исчезая в облаках. В иных попадали молнии, и разорванные демоны исчезали в коротких вспышках.
Всё правильно, некромант! Рази и круши, это твоя природа!.. Ты повергал сонмы мертвяков и даже костяных драконов. Ты был Разрушителем, это твоя сущность, недаром тебе повинуются Алмазный и Деревянный мечи!..
Первый натиск крылатых воинов Города греха рассыпался и отхлынул. Передние ряды исчезли – только на полыхающие острия пирамид сыпался чёрный дождь останков.
«Верно, Разрушитель! Вперёд, ничто не устоит пред нами!..»
Пред кем это «нами»? Что это за «мы» тут такие?…
Однако он и в самом деле разрушал. Кто бы ни послал в бой этих крылатых чудищ, он крупно просчитался. Некромант широко черпал силу, бездонный океан её окружал Фесса, и среди сметаемых вражьих шеренг некроманту вдруг почудились лица родителей, друзей, однокашников…
Ты сейчас можешь всё. Ты привёл в этот мир отца Этлау, драконицу Кейден, деву Этию. Не говоря уж о личе. Как, почему, отчего?… И отчего не вернулись по-настоящему родные и близкие, те, кто ему действительно дорог?…
Прадд, Сугутор, Рысь? Он недостаточно любил её? Недостаточно ценил дружбу орка и гнома?
Бедняга Эбенезер Джайлз, угодивший из-за него в такой переплёт…
А вместо него – отец Этлау.
Тёмная ненависть родилась в груди, развернулась, распрямилась, словно бросающаяся на добычу змея.
Неужто я мог открыть сюда дорогу только врагам или же совершенно случайным людям, как та же Этиа?
Неужто всё, что осталось во мне, – это суть Разрушителя?
«Конечно, – зашелестели в ответ голоса. – Ты – Разрушитель, разве ты забыл? Это твои суть и предназначение!.. Смерть, разрушение живого, страдания-а! – Голоса сбились на протяжный вой. – Ты уже проделал это и победил! Ты спас мир, разрушив то, что должен был!..»
Волна магии, посланная некромантом, прокатилась над пирамидами, кое-где их полыхающие багровым вершины лопнули, словно перезревшие гнойники, извергая потоки стекавшего вниз густого пламени; но куда больше уцелело, ярче вспыхнули огненные мечи обелисков, и в лиловых тучах родилось множественное движение, новые и новые шеренги крылатых воителей, демонов, тварей Хаоса возникали там, словно порождаемые самим небом и облаками в нём.
Воздев тонкие копья из костей мертвецов, вниз устремилась вторая волна.
Аэ оставалась рядом, но бездействовала. Замерла статуэткой, ни единого движения; только подрагивают пушистые ресницы.
«Рази, некромант!»
Этот второй натиск оказался куда злее первого.
Над некромантом словно зависла исполинская воронка, и каждая её частица были устремлявшейся вниз сущностью, злобной и сильной, существовавшей с одной-единственной целью – уничтожить замершего под ней врага. Потоки чистой магии рвали их в клочья, распадалась вычурная броня, развеивались серым пеплом туго обтянутые кожей кости, разваливались черепа; порой первым погибал крылатый конь жуткого наездника, и тогда воитель, кувыркаясь, летел вниз, прямо в ждущие его трещины, заполненные жидким огнём.
Чем ближе к Фессу, тем медленней становилось их движение, несмотря на яростно бьющие воздух крылья; всадники Хаоса словно пробивались сквозь неистовый ураган, те из них, кто каким-то чудом добрался донизу. Кто-то пытался метнуть в некроманта серое копьё, кто-то – выстрелить из арбалета, но и копья, и короткие болты самострелов замирали в полёте и рассыпались невесомым прахом.
Кэр Лаэда сперва отбивался, гордо расправив плечи и крутя над и перед собой зачарованную глефу; однако движения её тоже становились всё короче, всё медленнее, словно лезвия прорубались сквозь незримое и вязкое. Пляшущая над некромантом руна съёживалась, сжималась, росчерки её истаивали; сыпавшиеся сверху останки крылатой орды падали в огнистые трещины рядом, рассыпаясь и исчезая в фонтанах золотистых брызг.
«Ты не выстоишь так», – спокойно сообщили ему голоса.
Он знал, что не выстоит. Те, кто воспользовался силой Хаоса, творили и творили свои полчища, и это была не иллюзия. Сложнейшие чары Города греха, все бесконечные его кварталы, соединённые в единую магическую сеть, подхватывали потоки силы, перекручивали, сжимали, стягивали, придавали форму – и обрушивали на некроманта.
Стоять под этим – всё равно как под неиссякаемой горной лавиной или всесокрушающей штормовой волной. Он выдохнется, и тогда…
– Аэ?
– Я не могу указать тебе дорогу. – Голос её дрогнул, глаза заблестели. – Я же сказала, это будет тупик. Я могу лишь стоять рядом и разделить твою судьбу.
– Как? А… та, другая, Аэ?…
– Исчезну я – исчезнет и она, – просто сказала драконица.
«Ты согласен, некромант?»
Нет. Я не согласен. Пусть Аэ и покинула меня, пусть я не ответил на её призыв – но я не согласен!
Пальцы его разжались. Казалось, он целую вечность месил тягучую, неподатливую глину; пляшущая руна стала истаивать, распадаться, и – некромант ощутил, как пальцы его смыкаются на двух эфесах. Шершавый и тёплый один; гладкий и холодный другой. Да, гладкий, но из руки он всё равно никогда не выпадет.
Алмазный и Деревянный мечи.
Материализация чистых идей – что ещё могло создаться здесь, в Городе греха?
Драгнир с Иммельсторном. Артефакты, которыми он прокладывал себе дорогу в снах, полагая это путём к свободе. Дошёл до конца дороги, упёрся в западню; а теперь в руках его прочно лежали те самые мечи, что сгорели безвозвратно на Утонувшем Крабе, не выдержав безумной силы Спасителя.
