– Все равно не понимаю. Вы сожгли храм. Вот-вот вспыхнет восстание.
– Именно этого он и добивался. Вызвать всплеск насилия, которое поглотит город.
– Отлично сказано, – съязвил Соломон. – Хочешь кровопролития? Просто спали негритянскую церковь.
– Огонь избавляет от скверны, – пояснил Блэквуд. – Иначе Абдиэль вернется.
– Перестаньте молоть чепуху! Лучше придумайте, как разгрести последствия. Лично я понятия не имею!
Неподалеку разыгралась настоящая драма. Темнокожие прихожане обнимались, женщины плакали, мужчины закипали от гнева. Белые, успевшие пересечь улицу, сгрудились неподалеку. На их лицах читалось неподдельное сочувствие. Посягательство на церковь – пусть и чужую – потрясло их до глубины души.
Впрочем, не все белые разделяли горе осиротевшей паствы. Человек десять остались на противоположной стороне – в прямом и переносном смысле. Соломон без труда узнал в безучастных наблюдателях куклуксклановцев.
В памяти всплыла фраза, оброненная Блэквудом накануне, когда поверженные куклуксклановцы испуганными зайцами метались по лесу.
В городок, точно злые духи, нагрянули люди в масках.
Инголс с Маклином выбрались из полыхающей церкви. Огонь уже охватил деревянную крышу. Полицейские метались по тротуару с воплями «Разойтись!».
Завидев приближающегося шерифа со специальным агентом, Соломон попытался собраться с мыслями.
– Что произошло? – набросился на него Инголс. – Ты же там был! Засек поджигателя?
Соломон глянул на Блэквуда, сосредоточенно стряхивавшего пепел с костюма.
– Отвечай, черт тебя возьми! – заорал шериф. – Пока нас не насадили на вилы!
– Отвечайте, агент! – приказал Маклин.
Соломон демонстративно повернулся спиной к куклуксклановцам, давая понять, что речь пойдет о них.
– Да, я знаю, кто поджег церковь. Двое ваших неравнодушных граждан.
Шериф скорчил кислую мину.
– Если слух об этом распространится, беспорядков не избежать, – процедил Соломон. – Весь город погрязнет в насилии. Вы обязаны выставить клановцев из Гибстона, и немедленно. В противном случае я не стану молчать.
– Агент Соломон, вы не посмеете… – начал Маклин.
– Еще как посмею! – Соломон смотрел на шерифа в упор. – Ваше решение. Ваш город. Выбирайте.
Инголс с ненавистью зыркнул на Маклина, потом сунул большие пальцы за портупею и смерил Соломона злобным взглядом.
– Сукин сын, – буркнул он, направляясь к куклуксклановцам.
Соломон остался наедине с начальником.
– Вы сказали всю правду, агент? И ничего, кроме правды? – уточнил Маклин.
– Так точно, сэр. В меру вашего понимания, всю, – пробормотал Соломон и устремился за Хьюго Блэквудом.
1582 год. Мортлейк, Лондон
Хьюго Блэквуд забыл, когда в последний раз ел или спал. Орлеана по-прежнему находилась в беспамятстве и не вставала с постели. Три доктора и священник беспомощно разводили руками; никто так и не смог поставить диагноз или назначить лечение. Недуг Орлеаны балансировал между болезнью телесной и духовной, чей источник не поддавался объяснению. Она целиком погрузилась в омут страдания, не подвластный ни медицине, ни религии – сферам, которые пытался объединить Джон Ди.
Как и Блэквуд. Он осознавал, что невольно обрек свою любовь на мучения. Осознание преследовало его, омрачало каждое мгновение. Днями напролет Блэквуд проклинал себя. Решено: если Орлеана уйдет, он последует за ней. Жизнь без нее не имела смысла.
Тишину прорезал крик – паническая смесь боли и страха. Блэквуд бросился в спальню. Орлеана распростерлась на кровати: бледная кожа покрыта испариной, глаза уставились в пустоту. Несмотря на болезненный вид, кричала не она.
Новый вопль заставил Блэквуда содрогнуться. Сомнений никаких: звук доносился снаружи. Блэквуд распахнул ставни: в предвечерних сумерках, неподалеку от дома, маячил серебристый волк. В его пасти билась окровавленная норка. Двое ее лоснящихся сородичей норовили вцепиться волку в лапы. Вопиющий пример жестокости в природе. При других обстоятельствах Блэквуд поспешил бы закрыть окно, однако бой продолжался, норки верещали так пронзительно, а волк скалился так кровожадно. Блэквуд почувствовал, что звереет.
Отыскав украшенное орнаментом копье и кинжал, он поспешил во двор и стал размахивать стальным наконечником перед носом хищника. Тот оскалил пасть и выпустил мертвую добычу. Остальные норки бросились наутек.
Глаза волка кровожадно вспыхнули. Издав утробный рык, он принялся скрести лапой землю, готовясь к прыжку. Взбешенный, Блэквуд вознамерился вонзить копье в разинутую пасть и уже предвкушал момент расправы, как вдруг рычание прекратилось, оскал исчез. Казалось, зверь не замечает противника и смотрит куда-то мимо него.
Хищник был явно напуган. Он поджал хвост, попятился и, забыв про добычу, скрылся из виду.
Блэквуд опустил копье. Неужели волк спасовал, почуяв в нем жажду убийства, отравившую кровь? Внезапно, опомнившись, он, не глядя на растерзанную норку, побрел назад в дом.
Завернул на кухню, умылся. Холодная вода остудила его пыл. С тазиком в руках Блэквуд поспешил к Орлеане. Окно в спальне было распахнуто. Одеяло отброшено, постель пуста. Орлеана исчезла.
Блэквуд уронил таз и бросился к окну. На мшистой земле темнела тушка мертвой норки. И вдруг высоко в ночном небе мелькнула парящая фигура в белом и тут же скрылась за горизонтом.
Блэквуд по пояс высунулся наружу, но больше ничего не увидел. Орлеана улетела. Невероятно, непостижимо, но иного объяснения нет. В памяти всплыл затравленный взгляд волка: значит, хищник испугался не нападения, а Орлеаны, упорхнувшей из окна.
В полуобморочном состоянии Блэквуд, прихватив копье, побежал на конюшню и погнал коня к дому Ди. Серп полумесяца едва озарял дорогу. Безумие овладело седоком и погребло под собой последние крупицы рассудка.
Спешившись, он забарабанил в дверь, готовый высадить ее, если понадобится. Лязгнула щеколда, и массивная створка приоткрылась на пару дюймов. По ту сторону маячил Эдвард Талбот со свечой в руке.
– Убирайся, Блэквуд! Сгинь!
– Она здесь? – Хьюго рванул на себя дверь и вставил в проем древко копья.
– Она тут частая гостья, – торжественно провозгласил Талбот. Куда подевался тот запуганный, дрожащий человек, нагрянувший к Блэквуду неделю назад.
Блэквуд бесцеремонно оттолкнул медиума, тот повалился навзничь, свеча упала и погасла.
С копьем наперевес Блэквуд заметался по дому, выкрикивая имя Ди. Поравнявшись с библиотекой, он замедлил бег. Из полуприкрытых дверей струился изумрудно-зеленый свет – настолько яркий, что легко мог бы озарить бесконечный коридор. Чей-то голос вещал на странном наречии, хорошо знакомом, но непонятном ему – на том же языке Джон Ди взывал к Енохианскому ангелу во время злосчастного сеанса.
