Отец активно занимался общественной деятельностью, состоял в многочисленных комитетах: школьном, районном. Наверное, положение обязывало. Всеобщий друг и поверенный. Он обожал свою работу: наследственные вопросы, передача собственности, завещания. Особенно ему нравилось проводить время с пожилыми клиентами, наведываться к ним в гости, приглашать на ланч и прочее. У меня он ассоциировался с главным героем из «Убить пересмешника», хотя отец никогда не занимался криминальными расследованиями. Тем не менее, в отличие от братьев и сестер, я твердо решила связать жизнь с юриспруденцией, стать как отец… но не в захолустье. Я мечтала вырваться. Воплотить привитые мне ценности в более крупном масштабе. Мечтала, чтобы он гордился мной, хотя сама бы никогда в этом не призналась.
Когда я училась на втором курсе юрфака, мне позвонила сестра и сказала, что папу арестовали. Я примчалась из Маркета поддержать его. Отец все отрицал. Его давний клиент и приятель, не имевший наследников, умер и завещал солидную часть капиталов в размере полумиллиона долларов благотворительному фонду по борьбе с Альцгеймером – в память об усопшей супруге, страдавшей от этого заболевания. По факту фонд получил около пятидесяти тысяч – в десять раз меньше обещанного, – и, естественно, представители подняли бучу. Как оказалось, отец выставлял покойнику счет за каждый свой визит, за совместные ланчи и телефонные звонки. Плюс комиссионные за юридические услуги. В общей сложности отец вытянул из старика четыреста тысяч долларов. На мой взгляд, баснословная сумма. Я неоднократно спрашивала у отца, как так вышло, но у него всегда находился ответ. Он уверял, что не присвоил ни цента сверх положенного, однако всплывающие факты свидетельствовали об обратном. Отец бессовестно обманул доверие клиента, использовал свои полномочия в корыстных целях. Поступить так с близким другом!.. И свято верить в свою невиновность.
Скандал отразился на всей семье. Я взяла академический отпуск на полгода и выступила в защиту отца, когда он отказался признать свою вину. В итоге нам удалось добиться смягчения приговора, хотя, по правде сказать, я чувствовала себя полным дерьмом. Отца лишили лицензии, заставили, ценой всех накоплений, выплатить компенсацию фонду и приговорили к тридцати месяцам тюрьмы.
Блэквуд бесстрастно слушал, не выражая ни осуждения, ни сочувствия. Те немногие, посвященные в тайну, старались утешить Одессу, твердили, что она непричастна к преступлению отца и стыдиться ей нечего. Блэквуд же молча внимал.
Мать безоговорочно верила отцу, чем внесла разлад в наши отношения. Вот мы с вами гоняемся за расхитителями могил. А ведь отец ничуть не лучше – обворовать покойника! Меня тогда как молнией ударило – уж не поэтому ли он так старался сблизиться с клиентами? Сколько раз он проворачивал подобное? Сколько денег, предназначенных на благотворительность, прикарманил? И куда их спустил?.. Не знаю и не хочу знать. После процесса я спешно перевелась в Бостонский университет, чтобы платить за учебу, работала официанткой. Первый месяц его заключения мы регулярно созванивались, беседовали. Но на занятиях меня терзали мысли о том, как он обманул доверие клиентов и собственной семьи. От наших разговоров меня буквально выворачивало наизнанку. И он это прекрасно понимал. Любимый папа, пример для подражания. Мать, разумеется, была на его стороне. Поддерживала его до последнего. Но, лишившись меня, своей тени, маленькой дочурки, которая постоянно забегала за ирисками и смотрела на него как на героя… Думаю, его особенно угнетала моя отчужденность.
Десять месяцев спустя отец повесился в камере. Для надежности намочил рубашку в унитазе и приладил петлю к перекладине верхней койки, где спал его сокамерник. Очередное потрясение. Мне и в голову не приходило, что он в принципе на такое способен. Отца терзали демоны – психологические, не по вашему профилю. Когда образ благородного, безукоризненно честного адвоката рухнул, он попросту не совладал с собой. Испугался, что теперь все узнают, каков он на самом деле – алчный, беспринципный вор.
Ну и в чем слабость? Скорее, ценный урок. Естественно, в адвокатуру вход мне был заказан. На последнем курсе я решила поступать в ФБР. Охранять закон и порядок. – Одесса горько усмехнулась. – А теперь и моей карьере агента настал конец. Даже не знаю, куда податься.
– Может, еще не все потеряно, – заметил Блэквуд.
Одесса только отмахнулась. Зачем понапрасну тешить себя иллюзиями?
– Нет, пора начинать заново. С чистого листа.
– Здравствуйте! – раздался с порога голос медсестры. – Ну надо же, у вас гости, – обратилась она к Соломону, обессиленно распростершемуся на каталке, одна рука покоится на груди.
Одесса посторонилась, пропуская каталку с пациентом. Голова Соломона была повернута набок, когда медсестра зафиксировала тормоз, Одесса шагнула в поле зрения старика и наткнулась на блуждающий, рассеянный взгляд.
– Ну как он?
Пока первая медсестра возилась с трубками и капельницами, вторая подошла к Одессе.
– Держится молодцом, – сообщила она, но, судя по тону, состояние Соломона оставляло желать лучшего. – Накануне у него случился приступ удушья. Мы проверили легкие – все чисто. Представляете, вчера вбил себе в голову, что у него посетители, хотя, кроме нас с ним, в палате никого не было. – Медсестра легонько стиснула ногу старика, накрытую простыней. – Верно, мистер Соломон?
Услышав свое имя, пациент встрепенулся, но промолчал, только облизал пересохшие губы.
Вторая медсестра закончила манипуляции, обе женщины протерли руки антисептиком и направились к выходу.
– Если понадобимся, он знает, где кнопка вызова.
– Спасибо. – Одесса с тревогой вглядывалась в пациента, опасаясь, не ухудшилось ли его и без того подорванное здоровье; Соломон посмотрел на нее, но не проронил ни слова. – Не возражаете, если я подниму вас повыше?
Она отрегулировала изголовье. Соломон не шелохнулся; Хьюго Блэквуд и окно по-прежнему оставались вне зоны досягаемости.
– Гостей принимаете? Кое-кто пришел вас проведать.
Соломон скосил глаза, но никого не увидел. Он медленно повернулся. Сначала в поле зрения попал телевизор, потом Хьюго Блэквуд.
Англичанин стоял, склонив голову к плечу. Со своего места Одесса видела лишь профиль агента. Она исполнила просьбу умирающего. Давние товарищи воссоединились после многолетней разлуки.
– Здравствуй, Соломон.
– А, явился, ублюдок, – прохрипел старик.
Блэквуд покосился на Одессу, потом снова на Соломона:
– Мне сказали, ты меня звал.
Соломон ткнул в него пальцем, от иссохшей руки к инфузионной помпе позади кровати тянулись многочисленные провода и капельницы.
– Да, твою мать. Хотел напоследок взглянуть на того, кто превратил мою жизнь в ад.
Одесса содрогнулась от неприкрытой враждебности старика. Блэквуд, напротив, ни капли не смутился.
– Мы через многое прошли вместе.
– Да, вместе.
