Одесса изучала набитый «рукав» великана. Символы, закаты, религиозная иконография: самая идеально подогнанная, исчерпывающая мозаика, какую ей только доводилось видеть. «Герника» на коже.
– Желаете татуировку? – осведомился великан.
Одесса замотала головой и покосилась на Ласка.
– Шучу, – засмеялся Джоахим. – Но если передумаете, милости просим.
Одесса кивнула, не переставая изучать картинки. Внимание привлекли знакомые черты на предплечье. Неужели?..
Джоахим перехватил ее взгляд:
– Нравится? По-моему, сходство поразительное.
Одесса посмотрела на Ласка, потом на изображение.
Адвокат расплылся в улыбке и кивнул. Действительно, с предплечья взирало его лицо.
– Вылитый, – вынес вердикт татуировщик.
Одесса всматривалась в другие лица, гадая, кто они и почему, зачем…
– Хотите, покажу последнюю?
Джоахим шагнул к прилавку, зажег яркую лампу и наклонил плафон, чтобы свет падал ему на живот. Потом задрал футболку, обнажив испещренную рисунками плоть; основная масса сосредоточилась вокруг огромного креста в ореоле солнечного или божественного сияния на мускулистой груди. Слева, у основания ребер, белел пластырь. Джоахим отогнул белый прямоугольник, демонстрируя покрасневший, воспаленный участок кожи, украшенный свежей татуировкой размером с гусиное яйцо.
Мастер запечатлел женское лицо.
Лицо Одессы.
Она отпрянула и уставилась на мастера. Тот поощрительно улыбнулся:
– Похоже, правда?
Одесса лишилась дара речи. Джоахим приклеил пластырь обратно и натянул на живую фреску футболку.
– Пойдемте, он ждет.
– Откуда у вас… – Одесса осеклась, не в силах закончить фразу: «Откуда у вас мое фото?»
– Сюда, – бросил великан, глядя мимо нее.
Джоахим вывел их через подсобку в узкий коридор, который упирался в запертую дверь примыкавшей к салону фабрики.
Переступив порог, Одесса не столько увидела, сколько ощутила необъятное помещение с высокими потолками. Внутри царил полумрак. Звук шагов по грязному полу эхом разносился под сводами. Из тени возник Хьюго Блэквуд, в том же костюме, что и накануне, или в его точной копии.
– Вы опоздали.
Потрясенная Одесса молчала.
Блэквуд кивнул Джоахиму, тот шагнул обратно к двери и щелкнул выключателем.
Сверху хлынул свет, в ярких лучах медленно кружились пылинки. Местами потолок обрушился, сквозь дыры просматривался пустынный верхний этаж.
Посреди заброшенного цеха ромбом выстроились четыре прозрачных полимерных цилиндра. Футов десять в диаметре и двадцать пять в длину, они простирались от пола до потолка.
Вокруг каждого насыпана крупного помола соль.
Внутри камер черные петухи клевали в пятки сгорбленных, дряхлых существ, чья насыщенно-желтая кожа ассоциировалась с человеческим жиром.
Ссохшиеся тела тянули лет на триста. Вместо лиц – почти плоская поверхность без глазных и ушных впадин. Внезапно терзаемая петухом тварь изогнулась, и безликий овал распахнулся зияющей пастью.
Как у какой-нибудь миноги, пасть состояла из концентрических кругов подрагивающей плоти, утыканной хрящевидными выступами, больше смахивающими на острые резцы.
Одесса вцепилась в рукав Блэквуда, чтобы не упасть.
– Их называют Пустотами. Вечно голодные, ненасытные создания, порождения месопотамской мифологии, последние потомки Удугов – злых демонов. Не приближайтесь к соляному кругу и вообще держитесь от них подальше.
Вторая тварь зашипела и оскалила зубы, когда петух клюнул ее в лодыжку.
– Исчадия ада, – продолжил Блэквуд. – Вы наблюдаете их в осязаемой форме, но едва ли догадываетесь, сколько незримых существ сопровождают нас каждую секунду. В ходе отдельных расследований мне случалось видеть, как криминалисты обследуют место происшествия особой ультрафиолетовой лампой.
– Лампой «Лума», – подсказала Одесса.
– Да, и с ее помощью находят то, что скрыто от людских глаз. Вот и для меня незримые вам существа как на ладони. Они окружают нас повсеместно. Во все времена. В цилиндрах содержатся личинки – любители кочевать из тела в тело, подобно малолетним угонщикам, охочим до… не могу вспомнить слово…
– Увеселительных прогулок, – подал голос Джоахим.
Твари пристально следили за каждым шагом Одессы, слепые морды поворачивались в унисон.
– Верно, прогулок, – кинул Блэквуд. – В человеческой оболочке Пустоты не задерживаются надолго. Они – порождения и адепты хаоса. Испытывают огромное наслаждение, когда их оболочка погибает насильственной смертью. В момент гибели Пустоту выбрасывает из тела, веселье резко прекращается. Понимаете, агент Хардвик, смерть, и обязательно насильственная, доставляет им ни с чем не сравнимое удовольствие, отсюда и тяга к массовым убийствам. Вселяясь в человека, Пустоты блокируют его разум. Жертва перестает принадлежать себе, как случилось с вашим коллегой Леппо.
При упоминании Леппо к Одессе вернулся дар речи.
– Уолт? – прошептала она.
Блэквуд шагнул к цилиндрам, и Одесса отпустила его рукав.
– Они одержимы острыми ощущениями. Отсюда такая потребность снова и снова чувствовать смертельную агонию, вынужденное отлучение от тела.
– Получается, смерть для них как наркотик?
– Вроде того, – согласился Блэквуд. – Бывает, смерть не приносит желаемого эффекта, тогда Пустота переселяется из трупа в первого, кто подвернется, и довершает начатое. Они беспрепятственно проникают в эмоционально ослабленных, психологически неуравновешенных индивидуумов… или захваченных врасплох. Пустоты – создания на редкость коварные, хитрые, их нельзя недооценивать.
Безобразные твари судорожно извивались в попытке предупредить атаки петухов.
– Не верю своим глазам, – пробормотала Одесса.
– Пустоты панически боятся только одного – черных петухов-кастратов. Но, как ни парадоксально, любят вареные яйца. Приходится держать их обособленно. Объединившись, они становятся беспрецедентной разрушительной силой, влекущей за собой огромное количество жертв.
Одесса заметила, что четвертый, самый крайний цилиндр пустует.
– А где…
– Вы очень наблюдательны. За долгие годы мне удалось отловить троих. Четвертое вместилище ждет своего постояльца. Последнего в их роде, самого ненасытного и опасного.
Издавая причудливые, гортанные звуки, Пустоты шарахались от пернатых тюремщиков.
– И вы считаете, четвертый по-прежнему…
– По-прежнему на свободе, сеет хаос, – докончил Блэквуд. – В облике скомпрометированного помощника губернатора он учинил авиакатастрофу в небе над Манхэттеном, расправился с собственной семьей. А после, под видом главы муниципалитета, устроил бойню на Лонг-Айленде.
