Лишь двумя годами позднее «Чайка» будет полностью «реабилитирована» и постепенно обретет статус родоначальницы нового русского психологического театра, станет его манифестом. Чехов-драматург получит мировое признание.
Другой пример – творчество Варлама Шаламова. Поскольку я работал над художественным телесериалом «Завещание Ленина», то неплохо знаю биографию писателя. Так вот, Шаламов, выйдя из лагеря и живя в Москве во времена хрущевской оттепели, писал свои «Колымские рассказы» без малейшей надежды когда-нибудь увидеть их опубликованными.
Над ним смеялись. Молодежь не понимала его творчества, считала, что тема ГУЛАГа уже неактуальна для советского человека: незачем к ней возвращаться. Сотрудники органов безопасности проводили тайные обыски в его квартире, стремясь отыскать и уничтожить рукописи. Никому не нужно было творчество Шаламова! Никому в СССР. Мог ли он представить, что пройдет всего 30 лет, и Советский Союз рухнет, а его рассказы прольют свет на самые мрачные страницы советского прошлого?
Еще один пример: история создания кинофильма «Сияние» Стэнли Кубрика. В 1980 году, после премьеры, на голову режиссера посыпались разгромные отзывы практически от всех изданий того времени, пишущих о кино. Фильм номинировали на две «Золотые малины» – за худшую женскую роль и худшего режиссера.
Подлил масла в огонь писатель Стивен Кинг, автор экранизированного романа. Экранизация ему не понравилась. Он сравнил фильм Кубрика с «кадиллаком без мотора». Красивый автомобиль. Стоит. Но не едет. Кубрик, тяжело переживая критику, страдал. Он изъял из британского кинопроката все копии кинокартины и лично вырезал из каждой кинопленки несколько сцен. Вообразите себе, что происходило в душе режиссера, если он лично сутками вырезал из каждой кинокопии одни и те же сцены. Это сегодня «Сияние» входит в списки лучших фильмов всех времен, возглавляет десятку самых страшных фильмов за историю кино, а также включено в список Библиотеки конгресса США. Все было по-другому в далеком 1980-м…
Не дай вам бог мерить свой талант востребованностью у публики. Единственное, что можно оценить в таком случае, – это вашу способность соответствовать ожиданиям аудитории. Если вы занимаетесь коммерческим продуктом, будьте любезны максимально точно угадывать чаяния зрителей. Если вы следуете за зовом своей души, то пусть вам будут одинаково безразличны как критические отзывы, так и комплименты. Путь художника – одиночество. «Талант достигает цель, которую никто не может достичь; гений – ту, которую никто не может увидеть» (Шопенгауэр).
Практика
Вопросы и ответы после выступления Олега Сироткина по теме «Проклятие первого акта. Демоны сценарного мастерства» (в рамках конференции «Психологические техники для писателя и сценариста», организованной Киношколой Александра Митты 21–23 января 2016 года)
Слушатель: Какими профессиональными заболеваниями страдают сценаристы?
Лектор: Мнительность. Я когда-то стал это замечать за собой. Потом схожую черту характера стал обнаруживать у коллег. Стал думать: почему? И понял: если круглыми сутками сидишь и думаешь над мотивацией героев: кто, когда, почему, зачем, – поневоле начинаешь переносить это на реальную жизнь. Идешь по улице, тебя кто-то задел плечом. А ты сразу: кто это? Мы знакомы? Почему он меня толкнул? С какой целью? Не его ли я видел вчера под окнами своего дома? (Смех в зале.)
Слушатель: Скажите, пожалуйста, фильм «Частное пионерское» вы писали под заказ? Или это ваша идея?
Лектор: «Частное пионерское» – экранизация книги писателя Михаила Сеславинского. Первый фильм был написан не мной, хотя Александр Карпиловский изначально обратился с предложением поработать над книгой ко мне. Но, увы, я предложил слишком радикальные изменения сюжета. Вероятно, это смутило автора литературной первоосновы. Позднее, когда я увидел фильм, поставленный по сценарию Алексея Бородачева, Александра Карпиловского и Татьяны Мирошник, то он мне понравился. И я для себя отметил, как удачно авторы прошли между Сциллой и Харибдой: с одной стороны, сохранили фабулу книги, с другой – создали четкий стержень истории, связанной со спасением собаки.
По поводу второй части «ЧП»: в 2013 году Карпиловский попросил у меня почитать авторский драфт сценария «Подарка с характером». Он ему понравился. После этого Александр предложил поработать над второй частью франшизы. Нужно было придумать продолжение истории. Но такое, чтобы было «не хуже первого фильма». Планка была установлена высоко. Я думал-думал и понял: нужно раскрыть тему пионерского лагеря. Это неотъемлемая часть детства советского ребенка.
Мы встретились с Карпиловским накануне Нового года. Я изложил свое видение истории, и режиссеру оно понравилось. Работа закипела. Примерно к маю 2014 года сценарий был написан. Я придумал три важные вещи. Первое – пионерский лагерь. Второе – любовный треугольник, который развивается по схеме: Миша Хрусталев помогает своему другу, Диме Терентьеву, восстановить отношения с девочкой Ленкой Карасевой, в которую Дима влюблен. Но пикантность ситуации в том, что в Лену влюблен и сам Миша. И чем сильнее он старается помирить парочку, тем больше Лена влюбляется… в него! Вот такой «Сирано де Бержерак в пионерлагере».
Наконец, третья придумка: постановка «Ромео и Джульетты», в которой нарушается канонический ход пьесы, – как свидетельство масштаба любви Мишки, решившегося сражаться за свои чувства. Важнее всего было найти в сюжете «движок истории» – уникальную ситуацию, которая сформулирована как парадокс. Вся эта коллизия с тем, что герой открывает для себя необходимость сражаться за свои чувства, органично легла на тему взросления: мальчик превращается в юношу. Миша Хрусталев оказывается перед выбором: или уступить в любви своему другу, или добиваться руки девушки, по сути, отбивая ее у лучшего друга.
Слушатель: Вы упомянули, что вас неприятно удивляет стремление начинающих авторов писать про то, чего они не знают, о тех сферах, где у них нет личного опыта. В связи с этим вопрос: о чем были ваши первые сценарии? Просто интересно.
Лектор: О чем пишут люди, у которых мало жизненного опыта? Они пишут сказки. Мой дипломный сценарий во ВГИКе был сделан в жанре сказки. Причем сказки диковинной – христианской. Кажется, такой жанр называется «миракль».
Это была история про бесенка, который соскочил с фрески Страшного Суда в храме, потому что захотел посмотреть, как выглядит жизнь в раю. Чтобы попасть в рай, бесенок вселился в умирающего от сердечной недостаточности праведника – директора школы-интерната для слабовидящих детей.
Душа этого доброго человека вот-вот должна была отправиться на небеса. Но как только праведник стал одержимым, он тут же выздоровел и начал творить добро с демоническим энтузиазмом: замучил воспитанников своего интерната заботой и вниманием.
И тогда бесенок испугался, что святой человек станет грешником и попадет в ад, – а значит, вместе с ним в ад попадет и сам бесенок-беглец. Так вот, бесенок стал направлять одержимого праведника на добрые дела. И в итоге превратился… в ангела! Вот такая чудная история. Она написана 20 лет назад. Но до сих пор ни один режиссер всерьез не рассматривал ее постановку. Хотя Юрию Арабову сценарий очень нравился. Он считал его перспективным.
