Но пока все они еще на коне. И им завидует скучающий в своем номере – в ожидании негров – 35-летний Карл Юнгханс, судетский немец, режиссер «Черных и белых» и бывший коммунист, дважды состоявший в компартии Германии (1924–1927, 1929–1930). Сын портного, музыкант Юнгханс в 1916-м пошел добровольцем на войну, но разделить удел «потерянного поколения» ему не довелось: проходя курс молодого бойца, он повредил спину и был комиссован. Вообще, судьбу этого не столько режиссера, сколько персонажа отличает какая-то неопределенность, незавершенность – не по его вине – всех начинаний. Речь не об отсутствии таланта, а об экзистенциально-политической, трагикомической невезучести.
То, что Юнгханс – «персонаж», остро чувствовал Набоков. Юнгханс был любовником Сони Слоним – сестры Веры Набоковой, жены писателя: в 1931-м они расстались, Соня уехала в Париж. Юнгханс с горя развелся с женой и принял приглашение Москвы. Через год выйдет «Камера обскура». Прототипом кинокритика Бруно (Юнгханс был и критиком тоже), чью жизнь разрушила начинающая актриса (на десять лет его моложе, совсем как Соня), считается Юнгханс.
Довольствуясь в инфляционные годы хлебом статиста и декламатора революционной поэзии, он только в 28 лет снял профсоюзный агитфильм «Ковбой в Веддинге» (1926). Для компартии – за один 1928-й – скомпилировал «предвыборные листовки» «Ленин. 1905–1928. Путь к победе», «Мир перемен. Десять лет Советскому Союзу», «Чего хотят коммунисты?», «Красная Троица». Но режиссерскую весомость доказал, только сняв в Чехословакии аскетическую трагедию скудной жизни и смерти прачки «Такова жизнь» (1929): ей-то он и обязан тем, что на его плечи свалился сценарий Георгия Гребнера, сосценариста «Восстания рыбаков» и сценариста ошеломительной фантасмагории о роботах «Гибель сенсации». В соавторах у Гребнера ходил сам «черный казак».
* * *
Лично Джеймс Форд, кандидат компартии в вице-президенты (1932, 1936, 1940), доверил кастинг гарлемской активистке Луизе Томпсон. Оплатить дорогу актерам студия могла только в Москве. Сбором средств занялся Кооперативный комитет по производству советского фильма о негритянской жизни: Флойд Делл, Малькольм Каули, Уолдо Фрэнк, Ленгстон Хьюз, Потамкин, Геллерт, Чемберс, всего – 24 человека.
Требовавшееся количество актеров Томпсон набрала: 22 волонтера взошли на борт немецкого лайнера «Европа» 14 июня. Сомнения вызывало их качество. Профессиональных (театральных) актеров – только двое: певица Сильвия Гарнер и Вейланд Родд, второй в истории негр – исполнитель роли Отелло (на десять лет раньше самого Робсона). Остальные – друзья и друзья друзей Томпсон. Журналисты, социальные работники, аптекарь, почтовый служащий, адвокат, страховой агент, девушка, снимавшая у Томпсон комнату. Все они мечтали не о кино – о земле обетованной. Коммунистов в группе было еще меньше, чем актеров: один только коммивояжер Ален Маккензи.
В последнюю минуту на пирс прибежал, обнимая пишущую машинку, Ленгстон Хьюз, которого Томпсон срочно вызвала телеграммой из Калифорнии. Тридцатилетнему поэту, переживавшему – в контексте борьбы за жизни «парней из Скоттсборо» – «роман» с компартией, предстояло заняться английскими диалогами. Четырехмесячный контракт с «Межрабпомфильмом» возводил его в ранг первого в истории негра-сценариста.
В Калифорнии завершались его восьмимесячные трансамериканские поэтические гастроли, богатые не только академическими впечатлениями. В Алабаме Хьюз навестил одного из «парней» в камере смертников, а приехав в город Нормал, узнал, что тренера футбольной команды Сельскохозяйственного и механического университета только что забили насмерть: опаздывая на матч, он припарковался на стоянке для белых. В Нэшвилле, Теннесси, ему рассказали, что Джулиет Деррикотт, декан частного негритянского университета Фиск, только что умерла: в «белой» больнице ей отказали в помощи. Университет Северной Каролины вызвал полицию для охраны Хьюза: ему грозили расправой за «Христа из Алабамы».
Христос – черномазый,
Весь в синяках он.
А ну снимай рубаху! ‹…›
Его отец – владыка бог,
Он белокожий.
Возлюби нас, боже!
О пресвятой мулат
С разбитыми губами!
О черномазый Христос,
Распятый в Алабаме!
Получив телеграмму, Хьюз помчался узнавать, что брать в Россию, к Стеффенсу и Уинтер. Они авторитетно посоветовали: мыло, туалетная бумага, губная помада и чулки – девушкам в подарок. Нет-нет, они ни в коем случае не хотят очернить реальность СССР: когда большевики построят задуманное, всего будет в избытке. Но пока что увы…
Хьюз поспешал на пароход через всю Америку на автомобиле: после этой поездки никакая нацистская Германия его бы уже не шокировала. В «странном городе в Орегоне», отчаявшись найти гостиницу для негров, он явился в полицию: помогите переночевать. Полицейские к собственному удивлению не нашли в своем городе ни одного негра: Хьюза пристроили в борделе за околицей, да и оттуда велели убраться до рассвета.
Понятно, почему будущие актеры целовали советскую землю, когда поезд «Хельсинки – Ленинград» остановился на пограничной станции.
* * *
25 июня на ленинградском перроне в их честь оркестр играл «Интернационал». 26-го в Москве их восторженно приветствовали четыре негра-аборигена под водительством 58-летней «мамочки Эммы» – Эммы Харрис, в начале века заехавшей в Россию с театральной труппой, да и обрусевшей.
Все в Москве знали Эмму, а Эмма знала всех. Даже Сталин, я уверен, был в курсе ее присутствия в столице. – Хьюз.
По жутко романтической версии, пересказанной в мемуарах Хьюза, на Эмму положил глаз великий князь. Особняк, который он подарил своей экзотической фаворитке, большевики разделили на двенадцать квартир, одну из них оставив Эмме. Но ее подлинная история куда увлекательнее.
Уроженка Юга оставила руководство церковным хором в Бруклине ради женской труппы Louisiana Amazon Guards (по другим источникам – Gods), с которой в 1901-м отправилась в Европу. Когда труппа распалась, Эмма присоединилась к ансамблю Six Creole Belles, а когда распались и они, завела собственное трио. Жизнь странствующих артистов предсказуема: в один прекрасный день Эмма обнаружила себя во глубине Сибири без копейки денег.
Она давала сибирякам уроки английского, управляла кинотеатром в Харькове, во время Гражданской войны нянчила детей на Украине, работала в американской миссии помощи голодающим. Выйдя замуж за советского работника, сама сделала карьеру – уж больно была эффектна – в коминтерновской «Международной красной помощи» политзаключенным в странах капитала. Хьюз вспоминал ночной митинг солидарности с «парнями из Скоттсборо» в Парке культуры и отдыха, до любого закоулка которого доносился поставленный голос Эммы. В Москве она чувствовала себя как рыба в воде, дружила с Горьким, громогласно пересказывала слухи о голоде и рисковые анекдоты: один мужик спас утопающего, а узнав, что спас Сталина, сам утопился с горя.
Делегацию разместили в «Гранд отеле», предоставили в ее распоряжение «бьюики» и «линкольны», возместили дорожные расходы, положили каждому по четыреста рублей в месяц и выдали продовольственные карточки.
