А-бомба, ярчайшая звезда сезона, сама претендовала на «Оскар». Первая попытка выйти в люди обернулась конфузом. Осенью 1944-го военная цензура «репрессировала» анимационную «коротышку» великого Чака Джонса «На побывку», один из 26 фильмов Warner о рядовом Снафу, предназначенных для показа в армии и переводивших чугунные ямбы приказов и инструкций на язык задорного сюрреализма. Само имя Snafu – аббревиатура лаконичного рапорта о происшествиях в воинской части за день: Situation Normal, All Fucked Up
[5].
На побывке Снафу хвастался перед каждым встречным-поперечным новейшим «оружием победы», чудо-бомбой, от взрыва которой Япония просто уйдет под воду. В реальности в роли Снафу оказался сам Джонс, случайно разболтавший неизвестную ему военную тайну.
В 1946-м в номинации «Лучший короткометражный документальный фильм» выступила «Последняя бомба» (1945) голливудского ветерана Фрэнка Ллойда. Повествование об «обычных» бомбежках Японии венчала цветная съемка «гриба» над Хиросимой: закадровый голос объяснял, что ядерный удар спас тысячи американских жизней. В 1947-м в той же категории выступала «Сила атома» (1946) – реконструкция истории Манхэттенского проекта Джеком Гленном, автором первого антифашистского документального фильма «Внутри нацистской Германии» (1938).
Военное ведомство окрестило фильм об А-бомбардировках по-диккенсовски уютно: «Повесть о двух городах» (1946). Разрушения демонстрировались отстраненно и подробно: удар был необходим, да и Трумэн (якобы) предупредил японцев.
За право романизировать историю А-бомбы с октября 1945-го боролись MGM, Paramount и Fox. Победила MGM: фильм мэтра музыкального кино Нормана Таурога «Начало или конец» вышел 19 февраля 1947-го. Экранные Эйнштейн, Ферми, Оппенгеймер, ФДР и Трумэн выразительно переживали павшую на их плечи ответственность. Производственную интригу утепляла линия молодого физика, пожертвовавшего собой, приняв смертельную дозу радиации, накануне Хиросимы.
Тень апокалипсиса увидел лишь битый жизнью циничный гений Фриц Ланг – беглец от нацистов. 28 сентября 1946-го вышел его триллер «Плащ и кинжал»: Гэри Купер играл мирного физика, вовлеченного УСС в погоню за нацистами, создающими бомбу на заводе-концлагере в Баварии.
[Англо-американский отряд] обнаруживает замаскированную автостраду, потом – огромные ворота и колючую проволоку под током. Они предельно осторожны, но ток оказывается отключен. Они находят пулеметные гнезда ‹…› нигде никого – и наконец добираются до огромной пустой пещеры ‹…› они приходят к выводу, что фабрика находится, вероятно, в Аргентине или где-то там. Появляется сержант, только что обнаруживший трупы шестидесяти тысяч рабочих-рабов. ‹…› У входа в пещеру торчит парашютист – бравый американец, жующий травинку. Светит солнце, птички поют. Купер говорит что-то вроде: «Мы вступили в первый год атомной эры, и было бы безумием верить, что можно скрыть этот секрет от человечества». Всю эту часть вырезали. Думаю, даже негатив не сохранился. Почему? Спросите Уорнера: я не знаю.
* * *
За два месяца до оскаровской ночи, 15 января 1947 года, судьба глумливо послала Голливуду знамение в стиле нуар.
Около 10:30 два офицера лос-анджелесской полиции нашли на окраинном пустыре тело девушки, опознанной как 22-летняя Элизабет Шорт родом из Массачусетса. Бывшая официантка, бывшая невеста павшего в бою майора ВВС, полустарлетка, полупроститутка, крутилась вокруг киношного люда.
Полицейские сначала приняли ее за искалеченный манекен: кто-то разрубил или распилил Элизабет пополам, распорол рот в улыбку глумливого клоуна, вырезал соски и влагалище, раздвинул ноги и тщательно отмыл тело от крови.
По ассоциации с фильмом «Синий георгин» Los Angeles Herald Examiner, газета великого и ужасного Херста, прозвала Шорт Черным Георгином. Убийцу не нашли, но следы вели в Голливуд. Последний раз Шорт видели в холле отеля «Билтмор», не раз принимавшем оскаровскую церемонию (1931, 1935–1939, 1941–1942): и поныне это цитадель высокомерного шика джазовой «эпохи процветания», где законсервировался воздух вселенной Фицджеральда.
Улыбка-оскал Черного Георгина причудливо рифмуется с «вещими», по определению Андре Базена, строками критика Робера Лашене о Хамфри Богарте:
Начало каждой фразы приоткрывает неровный ряд зубов. Сжатые челюсти непреодолимо напоминают оскал веселого трупа, последнее выражение лица печального человека, который теряет сознание, улыбаясь. Именно такова улыбка смерти.
В небе Голливуда витала не улыбка Чеширского Кота – оскал Элизабет Шорт. Скоро сама жизнь небожителей обернется нуаром, где все окажется взаправду, как в кино: предательство, страх, насилие, шпионаж.
А пока они танцуют.
Часть I
Голливудский ОБКОМ
Глава 1
Бой архангела Гавриила с Кинг-Конгом за душу президента. – Америка без банков и без Голливуда. – Концлагерь братьев Уорнер
Вечером 2 марта 1933 года на глазах ошеломленных нью-йоркцев двадцатиметровая горилла карабкалась на макушку Эмпайр-стейт-билдинг, отмахиваясь от назойливых бипланов, поливавших ее пулеметным огнем. Нью-Йорк упивался собственным страхом и беспомощностью на премьере «Кинг-Конга». Страх и беспомощность, правившие Америкой с тех пор, как в «черном» октябре 1929-го лопнул пузырь спекулятивной экономики, рухнул Уолл-стрит и наступил казавшийся бесконечным кошмар Великой депрессии, достигли кульминации, воплотившись в чудовищной обезьяне.
Бесчувственная красотка в ее лапе – сама Америка, похищенная Богом Кризиса: так Зевс, обернувшись быком, похитил Европу.
Казалось, только вчера журналист Сэмюэл Кроутер, входивший в ближний круг автомобильного короля Генри Форда, писал:
Беден лишь тот, кто хочет быть бедным или пострадал от несчастного случая или болезни, да и таких ничтожно мало. За исключением немногих групп населения, весь наш народ процветает, и его покупательная способность достигла невообразимого уровня. ‹…› Те, кто жалуется на тяжелую жизнь, просто не умеют приспособиться к новому порядку вещей в торговле, промышленности и сельском хозяйстве. У нас совершенно не существует того, что мы обычно называли радикализмом. Ничто не может погубить нас, кроме из рук вон плохого руководства государством или промышленностью. – «Разве все мы не стали богачами?», Collier’s, 1927.
Хорошее руководство заключалось в отсутствии руководства: Америка верила в волшебную невидимую руку рынка и всего за шесть лет обратилась в экономическую и экзистенциальную руину.
К июлю 1932-го биржевые котировки обвалились на 87 процентов по сравнению с докризисным уровнем. Разорилась половина банков: сгорели вклады на 2,5 миллиарда. Обанкротились 110 тысяч предприятий, 900 тысяч ферм. Национальный доход упал с 81 до 41 миллиарда долларов. Производство в целом составляло 54 процента от докризисного уровня; в автомобилестроении, выплавке чугуна и стали – 14–15 процентов.
