– Паралич, говорите. Да, похоже, – вспомнил я, как в свёрнутый матрас, изображающий меня спящего, ударило какое-то заклинание, – Это что же получается, к вам сюда пьяниц и дебоширов со всей столицы везут?
– Только Одарённых. Иначе без разрушенных вытрезвителей в городе не обойтись. Вы бы написали в объяснении то, что мне рассказали. А я уж из кожи вон вывернусь, но постараюсь, чтобы оно в нужные руки попало побыстрее. Смотришь, и узнаете, кто Верёвке вас заказал, – доброжелательно посоветовал унтер напоследок.
Я и сам хотел бы это узнать, но мысль про допрос Верёвки после некоторого размышления отверг. Узнают в Академии, что я у связанного человека пальцы отрезал, или глаза ему выкалывал, так мне руки потом никто не подаст. Такие уж нравы и понятия о чести у благородных.
Объяснения я писал, прихлёбывая крепкий душистый чай из большой фаянсовой кружки. Как раз до завтрака успел уложиться. На завтрак дали вполне приличный компот и две свежие булочки с изюмом. Для тюрьмы совсем неплохо.
Я походил немного по камере, изображая разминку, а потом улёгся поверх одеяла, ожидая вызова к следователю. Не заметил, как задремал, да так и проспал до обеда.
На обед давали жиденькую уху, от которой я отказался, взяв на второе гречу с куском курицы, а налитая вместо чая бурда меня откровенно расстроила.
– Ваш сясьво, чай или кофе желаете? – скороговоркой проговорил незнакомый усатый надзиратель, наклонившись к проёму кормушки, – Нам всё нужное по смене передали. Как раздачу закончат, так мы вмиг обеспечим.
– Кофе бы, братец, – жадно выдохнул я, поняв, чего мне так не хватало в тюрьме.
Минут через двадцать я стал счастливым обладателем полулитровой кружки горячего кофе. Может напиток и был не из лучших, но на тот момент он мне показался ангельским нектаром.
– Пора начинать нервничать, – вслух сказал я сам себе, начав наматывать по камере круги с ополовиненной чашкой кофе в руках. Утреннюю прогулку в тюремных двориках я благополучно проспал и сейчас мой организм, взбодрённый кофеином, жаждал движения и действий.
Я был всерьёз обеспокоен тем, что про меня забыли. В голове я уже не раз прокрутил и подготовил доказательства своей невиновности и меня распирало от желания их выплеснуть на кого-нибудь.
Скрежет открываемых замков я услышал, когда отходил не один километр, измеряя шагами свою камеру вдоль и поперёк.
– С вещами на выход, – равнодушно объявил один из двух конвоиров, явившихся по мою душу, – Руки за спину.
Столь невесёлое начало было сдобрено улыбающимся лицом знакомого усатого надзирателя, который подмигнул мне из-за спин конвоиров, и незаметно показал большой палец. Определённо он давал мне понять, что в моей жизни начались изменения к лучшему. Настроение поднялось, и я без особых переживаний прошёл под конвоем через тёмные коридоры, лестницы и добрую дюжину постов, скрывающихся за отпираемыми решётками и тяжёлыми дверями.
Кабинет следователя, крепкого мужчины лет сорока в мундире надворного советника, большим размером не отличался.
– Присаживайтесь, и одну минуту подождите, я уже заканчиваю, – мельком глянул на меня следователь, продолжая заполнять документы.
Изучение макушки советника, склонившегося над бумагами, меня не заинтересовало и я огляделся вокруг, оценивая обстановку. Так себе полиция живёт. Казённая мебель, не лучшего качества, выкрашенные в темно-зелёный цвет стены, с обязательным портретом Императора на одной из них, забранные решёткой окна. Мрачновато. Ярким пятном на общем унылом фоне смотрятся роскошные напольные часы в деревянном корпусе табачного цвета, большим циферблатом с римскими цифрами и свисающими под ним вычурными бронзовыми гирями.
– Ну, вот и всё. Дело раскрыто. Обвинения с вас сняты. Ознакомьтесь и распишитесь. Забирайте оформленный пропуск, и вперёд. На свободу с чистой совестью, – сам же посмеялся следователь над собственной шуткой. Откинувшись на спинку стула он вывернул назад плечи и потянулся до хруста позвонков, – Два раскрытых убийства и одно покушение за день. Никогда ещё у меня столько не случалось. Да и на завтра ещё писанины невпроворот будет.
– Могу я в качестве компенсации за безвинное пребывание в тюрьме попросить вас поделиться деталями? Согласитесь, в какой-то степени они меня напрямую касаются, – попытался я не слишком язвительно задать свой вопрос. Полицейский всё-таки в возрасте и в чинах. В переводе на пехотные звания, так целый подполковник будет.
– Ну, если только очень коротко и в пределах допустимого. Всё-таки тайну следствия ещё никто не отменял, – отозвался следователь, намекающим взглядом окинув толстые папки дел, ожидающие его на краю стола, – Начнём с того, что четыре дня назад умер Мансуров-старший. Личность вам без сомнения известная. Хоть его и считали под конец жизни выжившим из ума, кое-что он соображал, да и память кой-какую сохранил. К примеру о вас он не забыл. Была у него с давних времён пригрета группа душегубов. У меня ещё будут к ним вопросы по старым делам, но сейчас не об этом. Им-то он и поручил решить с вами вопрос, причём так, чтобы никаких следов к Роду и Клану не было. Сто тысяч аванса дал, и двести по результату пообещал. Вот и появился у них план о том, чтобы вас в изоляторе для Одарённых убить. Предложили они двум уголовникам, Верёвке и дружку его Фильке Десятчику, старые должки отработать и денежку немалую поиметь. Филька у вас пуговку срезал, фотографом представившись. Для него это шутейное дело. Он прозвище своё получил оттого, что карманы вырезал не бритвой, а заточенной монетой. Да, собственно вот он, может припомните, – следователь быстро перебрав несколько фотографий, толкнул одну из них мне по столу. Сфотографированный человек определённо был мёртв, и его лицо мне было знакомо. Да, запомнил я одного из фотографов, отличающегося от своих коллег дорогим костюмом и приличными манерами. Я кивнул следователю, показывая, что я узнал сфотографированного, – Убили его мансуровские. Собственно и Верёвку та же участь ожидала бы, сделай он своё дело и явись к ним за обещанной платой. Но вот незадача – Верёвку вы взяли, а мансуровских варнаков ваши друзья повязали и нам тёпленькими сдали. Прямо вместе с трупом Фильки всех и привезли. Те уже в убийстве Мезенцева сознались.
– Мои друзья? – переспросил я у следователя, думая, что ослышался.
– Ну да. В окно выгляните. Они, как варнаков перед обедом сдали, так и стоят до сих пор за воротами, вас дожидаясь.
Со стула меня снесло, словно пороховым зарядом. Подбежав к окну, я увидел три знакомых внедорожника агентства, и среди куривших узнал Володю, и Юру, с перебинтованной рукой, висевшей у него на перевязи. Чуть в стороне от них прогуливался Степаша, нетерпеливо посматривающий на ворота тюрьмы. Почувствовав, что у меня начинает расплываться изображение, из-за подозрительно появившейся в глазах влаги, я несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь и вернулся к следователю.
– Пойду я, пожалуй, – пробормотал я, забирая оформленный пропуск, и наверное, слишком часто моргая, – Друзья заждались. МОИ ДРУЗЬЯ.
