— А если кто-нибудь подойдёт к скале и назовёт своё имя случайно? — не унимался Тау.
— Так не бывает, — усмехнулся медведь. — Вы можете себе представить, чтобы кто-то разговаривал со скалой случайно?
Майя и Тау переглянулись.
— Наш дедушка запросто.
Медведь покосился на детей, будто что-то припоминая.
— Ваш дедушка? Ах да, юный Друс! — Он задрал голову, глянул на небо и вздохнул. — Конечно, я его помню. А ну-ка, подождите, дети. Пора сообщить Дядюшке Дубу, что мы на месте.
Медведь встал на задние лапы и так вытянул шею, что казалось, голова его затеряется среди звёзд.
Затем он выпрямил гигантское тело и вновь заревел: на сей раз его могучий рык был подобен грому. Стая гусей, которая в это время как раз пересекала белый диск луны, приветливо загоготала в ответ. А луна смущённо прикрылась серебристым облачком.
Но вскоре птицы умолкли. И тогда дети впервые в жизни услышали голос Дядюшки Дуба.
Нежный и глубокий, громкий, но приятный, как прикосновение бархата, голос этот тихонько напевал песенку, полную ликования и радости:
То-реа-дор, сме-лее в бой…
То-реа-дор, то-реа-дор!
— Приве-е-ет, Умбертус, — добавил он. — Отпусти детей. Пусть идут ко мне сами.
И снова:
Час нас-тал… в бой сме-лей!
Листья на деревьях задрожали и зашелестели, хотя никакого ветра не было и в помине. Голос наполнял собой весь лес, как вышедший из берегов океан. Медведь блаженно закрыл глаза. Ночные животные тоже притихли. Луна сияла в небе в полную силу, заливая всё вокруг пронзительным ясным светом. Детям даже показалось, что наступил день.
— Это он, Дядюшка Дуб, — сказал Умбертус. По сравнению с голосищем исполинского дерева медвежий голос казался тоненьким и слабым. — Дальше пойдёте одни.
— Как это одни? — возмутилась Майя. — Кругом же лес!
— Ничего страшного, там впереди дорога.
— Дорога? А куда она ведёт?
— Никуда. Точнее, куда хочешь, туда и приведёт, — ответил медведь. — Прощайте! Надеюсь, ещё увидимся. Я всех предупрежу, чтобы вам помогали, р-р-р-р. — И медведь улыбнулся.
— Умбертус, постой, Умбертус! — вскрикнул Тау, кинувшись к нему.
— Ря-а-авк! — рыкнул медведь и скрылся в чаще.
Луна, которая тоже хотела поучаствовать в происходящем, высветила дорожку среди непроглядного леса. Дорожка была такой белой, что казалась протоптанной в снегу. Слово «белый» начисто стёрлось из памяти Майи и Тау: для них дорожка была серебряной, как монета или звезда, отражённая в море.
— Тау, нам надо держаться за руки, — строго сказала Майя.
Интересно, куда ведёт эта незнакомая дорога? А может, это и есть та самая, о которой говорил Умбертус? Тут дети заметили, что чуть поодаль, за ежевичником, белеет ещё одна тропинка, которая тоже убегает в глубь леса.
— Что делать, Майя? — растерялся Тау. — Куда нам идти?
— Понятия не имею. Вот бы спросить у кого-то, — вздохнула Майя. — Если бы мы были в сказке, то повстречали бы говорящую сову, лису или ещё какую-нибудь зверюшку. Она бы загадала нам загадку, а потом ответила на наш вопрос. А может, просто взяла бы и показала, в какую сторону идти.
— Сова, а сова? — позвал Тау.
Майя прыснула. И брат, и сестра очень любили всякие смешные шутки.
— Куда ты ведёшь, дорога? — спросил Тау. Он это сказал нарочно, чтобы Майя ещё посмеялась.
— Я приведу тебя куда захочешь, — неожиданно услышали дети. — Такой вариант тебя устраивает?
Голос доносился из ниоткуда: не из леса, и не из пасти какого-нибудь живого существа, и не из пещеры, камня или растения. Казалось, это заговорила сама серебристая дорожная пыль.
— Ответь что-нибудь, Майя, — хихикнул Тау.
— Минутку… — Майя растерялась. — Скажи, а там впереди — что?
— А чего бы тебе хотелось? — ответила дорога как ни в чём не бывало.
— Нам нужен Дя…
— Погоди, — перебил её Тау. — Вдруг нам нельзя никому про это говорить?
— Теперь уже всё равно. И потом, другого выхода у нас нет!
Тау на секундочку отбежал в сторону, туда, где среди кустов виляла узенькая тропинка, и окликнул её. Но по какой-то причине — может, уснула, а может, о чём-то задумалась или просто не умела говорить — тропинка не ответила ничего путного. «Крик-крик», — прострекотала она, как неразумный сверчок.
Тау вернулся.
— Дорога, а дорога, — продолжала Майя. — Нам нужно повидаться с Дядюшкой Дубом. Отведёшь нас к нему?
— Отведу куда скажете. Главное, правильно задайте вопрос.
И они зашагали по дорожке среди папоротника, ежевики и всяких других растений: дикой клубники, чертополоха, дрока. По сторонам темнели деревья.
— Угу, угу, — ухала в чаще сова.
— Кар-р, — вторил ей ворон, который тоже следил за Тау и Майей.
— Дорога, а дорога… — не унималась Майя. — Получается, кто угодно может прийти куда угодно?
— Не совсем. Куда угодно приходит лишь тот, кто вовремя задаёт вопрос, — ответила дорога. И издала странный звук, больше всего напоминавший хихиканье.
Едва заметные спиральки серебряной пыли завертелись вокруг детей. Эта пыль оседала на их волосах, и вскоре головы детей засеребрились и засверкали. Тау и Майе снова стало смешно. Со стороны они напоминали светлячков, маячок скорой помощи… да мало ли что!
В одном из серебряных вихрей, белевших впереди, обнаружился странный круглый предмет. Как будто кто-то менял колесо у гигантского велосипеда и бросил старое посреди дороги. Правда, колесо вовсе не выглядело сломанным. Наоборот, было вполне ничего: упругое, блестящее, целое. Подойдя ближе, дети заметили, что влажная поверхность колеса тихонько шевелится, как будто внутри бьётся маленькое сердце.
— Это же змея! — крикнул Тау.
— Не подходи, — приказала Майя.
Да, это оказалась змея. По голубовато-зелёной коже были рассыпаны жёлтые и розовые крапинки, которые складывались в причудливые узоры, похожие на цветы. Змея спала. Всего удивительнее было то, что во сне она покусывала собственный хвост, будто собиралась проглотить саму себя.
— Дорога, а дорога! На тебе лежит змея. Как мы пройдём?
Но дорога могла ответить только на один вопрос: «Куда ты ведёшь?» — а всё остальное её как будто не интересовало.
У детей было два варианта: перешагнуть через змею, наступив в центр колеса, либо обойти её.
