– Сверхусилия? – переспросил я. – Звучит очень красиво. Это значит, что, используя волевые эманации, я смог бы поднять штангу в пятьсот килограммов?
– Вполне возможно, – отозвался Ли. – Все зависит от ситуации, в которой ты окажешься. Если твоя жизнь будет зависеть от того, поднимешь ли ты штангу в пятьсот килограммов или нет, то есть вероятность, что ты сделаешь это, используя волевые эманации отчаяния или страха.
Даже самые обычные люди время от времени в чрезвычайных обстоятельствах способны совершать сверхусилия. Так, человек, убегая от волка, способен перепрыгнуть препятствие, которое не смог бы преодолеть чемпион мира по прыжкам в высоту. Известен случай, когда мать, пытаясь вытащить сына из-под придавившего его дерева, подняла вес, непосильный даже для профессионального штангиста. Состояния, в которых человек способен совершать сверхусилия, встречаются не так уж и редко.
Они возникают под действием сильных чувств – страха, ненависти, любви, ярости или страстного желания чего-либо. Порожденные эмоциями волевые эманации снимают психологический барьер представлений о пределах своих возможностей и погружают человека в специфическое состояние сознания, когда все резервы его психики активизируются, и, действуя спонтанно, человек совершает невозможное. Многие имеют опыт подобных состояний, пережитых ими в детстве или во взрослой жизни. Обычно люди забывают об этом, не задумываясь о том, что они пережили, и рассказывают о событиях, заставивших их совершить сверхусилие, как об ужасных, забавных или интересных случаях из своей жизни.
Для Воина Жизни воспоминания о подобных случайных событиях исключительно важны, потому что, обращаясь к ним в медитациях воспоминаний, можно понять механизм входа в состояние сверхусилий и научиться сознательно использовать его при необходимости. Постарайся вспомнить какие-либо события из твоего детства, когда тебе приходилось выходить за пределы своих возможностей.
Я погрузился в воспоминания. Мое детство было заполнено множеством впечатлений, связанных с сильными эмоциями, но никогда раньше я не задумывался о том, что мне действительно иногда удавалось под действием сильного стресса делать такие вещи, которые в нормальном состоянии я вряд ли смог бы совершить.
Мне было восемь лет, когда мы с отцом отправились на охоту в Крымские горы. Отец отвлекся, занявшись какими-то своими делами, а я, очарованный красивым пейзажем, открывающимся за крутым скалистым обрывом, подошел к его краю, поросшему густой травой. Я не боялся высоты, и мне нравилось стоять на краю отвесных скал, вглядываясь вниз. На этот раз любовь к созерцанию горных склонов оказала мне плохую услугу. Навес из дерна и травы изогнулся под моей тяжестью, и я с ужасом почувствовал, как ноги соскользнули в пропасть. Попытка удержаться за траву не увенчалась успехом, но каким-то чудом я ухитрился мертвой хваткой вцепиться в выпиравший из земли корень чахлого кустарника и повис примерно в метре от края пропасти. Бросив взгляд вниз, где под отвесно уходившей вниз скалой гостеприимно поблескивали острые камни, я ощутил ни с чем не сравнимый ужас и заорал во всю мощь своих легких, призывая на помощь отца.
Отцу хватило беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию. Крикнув: «Держись!», он вытащил из рюкзака моток веревки и свой знаменитый крюк для ловли акул. Как каждого заядлого рыбака, отца терзала мечта поймать Главную Рыбу Своей Жизни размером с небольшого кита, и, хотя Черное море не очень подходило для этой цели, отец не удержался и, уже не помню где, приобрел рыболовный крючок небывалых размеров. Крючок ему так понравился, что он носил его с собой на охоту, поскольку на рыбалке он вряд ли бы пригодился.
Отец привязал к веревке акулий крюк и зацепил меня им за куртку, повторяя, как заклинание: «Держись, сынок, держись!». Отрезав излишек веревки, он закрепил ее конец вокруг того самого чахлого куста, за корень которого я ухватился. Теперь я понимаю, что это он сделал не столько для моей безопасности, сколько для душевного спокойствия. Хотя было ясно, что, отпусти я руки, долго на крючке бы я не продержался, веревка, соединяющая меня с кустом, придала мне уверенности. Я не мог ни говорить, ни смотреть вокруг, ни думать. Все мое внимание сосредоточилось на корне и вцепившихся в него руках, которые я уже не чувствовал. Под моей тяжестью корень постепенно вылезал из земли, вытягивая за собой несколько более тонких отростков. Затаив дыхание, я наблюдал, как они постепенно натягиваются, а потом они лопались с оглушительным звуком, от которого у меня внутри все судорожно сжималось.
Оценив мою решимость держаться до конца, отец схватил топор и убежал. Он вернулся с несколькими крепкими длинными колышками и вбил их обухом топора глубоко в землю на некотором расстоянии от края обрыва. Сняв ремень с ружья, он соединил его с веревкой, сделав большую петлю, которую ухитрился надеть мне на ноги, а потом протянуть вверх до подмышек. Конец веревки он привязал к одному из колышков, а затем накинул еще две веревочные петли мне на ноги и тоже закрепил их наверху.
– Отпускай корень, – скомандовал он.
Я попытался разжать руки, но не смог. Они онемели и ничего не чувствовали.
– Не бойся, отпускай, я тебя вытащу, – уговаривал меня отец, но это было бесполезно. Корень и я стали одним целым, и никакая сила не могла заставить меня расстаться с ним.
Отец, использовав весь оставшийся запас веревки, опутал меня ею, осторожно подтягивая вверх и подвязывая к колышкам так, что я принял положение вниз головой, продолжая отчаянно цепляться руками за свою спасительную соломинку. Убедившись, что я надежно закреплен, отец взял топор и, добравшись до основания корня, перерубил его, а потом за веревки вытянул меня наверх.
Домой я возвращался, держа перед собой обрубок корня. Только дома с помощью массажа, намыливания рук и отмачивания их в воде, корень удалось вынуть. Сама операция по спасению заняла около получаса, а провисеть полчаса на вытянутых руках в нормальном состоянии оказалось бы непосильной для меня задачей. Только сейчас я понял, что то, что я сделал тогда, действительно было сверхусилием.
Учитель из кучки заготовленных впрок дров вынул обломок толстой ветки и протянул его мне.
– Сожми его в руках, – сказал он. – Возьмись за него так, как ты держался за корень.
Я сделал то, что он просил.
– А теперь снова вспомни, как ты висел над пропастью, особенно то ощущение в руках, которое не позволяло тебе разжать их.
Выполнить это было нетрудно. Рассказывая эту историю Ли, я снова пережил события далекого детства так ярко, что мою тело еще было наполнено расслабленным ощущением тревожного покоя после пережитой смертельной опасности, когда страх уже прошел, но его послевкусие осталось, примешиваясь к опустошающей усталости, пришедшей на смену мучительному физическому напряжению.
Я вновь ощутил ужас от открывшейся внизу пропасти, над которой я покачивался, уцепившись за корень. Все мое внимание сосредоточилось на руках. Они сжимались все крепче и крепче. Кисти рук начинали неметь, затвердевая, как камень, и постепенно теряя чувствительность. Наконец я вообще перестал их чувствовать. Теперь меня мучила боль в плечах, растягивающихся и выворачивающихся под моим весом. Голос отца, что-то мне говоривший, отвлек меня и от этой боли, и вскоре я забыл о ней, уже ничего не ощущая, а лишь наблюдая, как корень медленно вылезает из земли и как с шумом лопаются соединяющие его с обрывом отростки.
