Само перечисление выступающих на этой конференции лиц доставило мне утонченное удовольствие, близкое к тому, что я испытываю, слушая выступления Михаила Задорнова. Опуская фамилии, напечатанные на листке, я процитирую только, если можно так сказать, их должности. Итак,
«Опыт трансценденции и экстаза разных традиций и культур представляют ведущие мастерских:
учитель-четвертопутчик,
телесно-ориентированный танатолог,
поющий Даос,
садовник Древа Жизни,
живущий танцуя,
музыкант естественных ритмов,
интегратор расширенных состояний сознания,
мастер целостного движения,
мастер биоэнергопластики, гид-трансперсонолог,
психохирург,
духовная акушерка,
визионер,
виртуальный маг и техношаман,
фольклорный психотерапевт».
К сожалению, в силу недостатка времени мне не довелось пойти на эту конференцию, хотя, честно говоря, перспектива познакомиться с телесно-ориентированным танатологом, техношаманом и духовной акушеркой обещали массу новых, приятных и еще неизведанных впечатлений.
Столь вдохновляющий список возглавлял некто Антон Шалашин (имя и фамилия, естественно, изменены), учитель-четвертопутчик. Для тех, кто не совсем ясно представляет, что означает слово «четвертопутчик», поясняю, что оно подразумевает того, кто следует учению Георгия Ивановича Гурджиева, создавшего на основе опыта, приобретенного в монастырях Средней Азии и Востока, свое собственное учение, воплощенное в практике «четвертого пути».
Я познакомился с Шалашиным незадолго до того, как Горбачев стал президентом. Он переехал из Москвы в Крым, где мы и встретились. Некоторое время нас связывали деловые отношения, потом возникла ситуация, в которой оказались замешаны третьи лица, и мне в силу обстоятельств довелось узнать довольно много о личности и жизни Антона. На его примере я смог проследить, как зарождаются, развиваются и возникают жажды, и в каких случаях созидательная направленность жажд переходит в деструктивную.
Как и многих других шестидесятников, Антона увлекали йога, учение о перевоплощении, секреты подъема кундалини и даосские техники. Закончив один из московских вузов, он поступил на работу и вскоре женился на дочери своего начальника. Жена оказалась полной противоположностью Шалашина. Ее не привлекали идеи духовного прорыва и сексуального воздержания с целью накопления и умножения ци для формирования астрального тела. Она была напористой и энергичной, и твердо стояла на земле. Как и папу-начальника, ее интересовало только одно – материальное благополучие, свежеотремонтированная квартира, престижная мебель и муж, который зарабатывает достаточно денег для обеспечения красивой жизни, в то же время не отлучаясь понапрасну из дома, посвящая досуг ремонту, украшению квартиры и уходу за детьми, а заодно и доказывая ей делом свою страстную любовь.
Поскольку совершать все это, одновременно занимаясь духовными практиками, подкрепленными сексуальным воздержанием, не смог бы даже супермен, не удивительно, что семейная жизнь Шалашина представляла собой нечто среднее между извержением вулкана на Гавайях и войной Алой и Белой Розы.
Единственной отдушиной средь столь беспросветного и бурного существования стали для Шалашина мечты о том, чтобы заработать достаточно денег и посвятить себя целиком йоге, медитации и подъему кундалини в спокойном уединенном уголке с теплым климатом.
Отсутствие покоя, удовлетворения и гармонии в личной жизни обратили естественную потребность к саморазвитию в жажду приобщения к самосовершенствованию, которая находила свое выражение в том, что Антон вел довольно активную жизнь в среде интересующихся парапсихологией и эзотерическими учениями людей. Он прочитал много книг и мог часами рассуждать об идеях Гурджиева, даосских методах самокультивации и прочих любопытных материях. То, что разговоры о духовных практиках он предпочитал самим духовным практикам, он объяснял тем, что у него не было достаточно денег для того, чтобы обеспечить жену и детей и уединиться в теплом живописном уголке.
Теоретические рассуждения Шалашин время от времени совмещал с практикой хатха-йоги, попытками подъема кундалини и парапсихологическими исследованиями. Излюбленной областью парапсихологии для него стало ясновидение, так как он здраво полагал, что если с помощью ясновидения ему удастся выиграть в спортлото, то все финансовые проблемы будут автоматически решены, и он наконец сможет всецело посвятить себя отшельничеству и медитации. К сожалению, с ясновидением возникли некоторые сложности, и числа спортлото, хотя и попадали достаточно близко к выигрышным, все же никак не хотели угадываться.
Случилось так, что жена Шалашина погибла под колесами грузовика, а он близко сошелся с одной очень колоритной и самобытной личностью, также интересующейся жизнью и учением Георгия Ивановича Гурджиева. Это был некто Василий Морозов, маленького роста еврей, отрастивший для солидности внушающий уважение животик и обладающий жаждой власти и самомнением Наполеона, то есть ярко выраженной жаждой господина в сочетании с дополнительным набором близких к ней жажд.
В отличие от Шалашина, Морозов в вопросе заработка денег не полагался на сомнительные преимущества ясновидения, и, подобно почитаемому им Георгию Ивановичу, проявлял блестящий практический талант в этом вопросе. Не буду вдаваться в детали того, каким способом в период глубокого брежневского застоя и в тревожные времена Андропова Василий зарабатывал по тем временам очень большие суммы, используя для этого как свои финансовые способности, так и идеологическую силу учения о «четвертом пути», скажу лишь, что эти способы были не совсем законными.
Он набрал себе команду, в основном состоящую из женщин с очень ярко выраженными жаждами слуги. Верные, как рабыни, эти женщины выполняли задания Василия, связанные с его бизнесом, и за это получали материальную поддержку, а их беззаветная преданность базировалась на прочном фундаменте почитания Учителя, обладавшего безоговорочной авторитарной властью.
Морозов действительно неплохо изучил книги Гурджиева и Успенского, что же касается его команды, то в основном глубина мыслей Георгия Ивановича прошла мимо их сознания, оставив впечатление, что они прикоснулись к чему-то великому, а воплощением этого великого стал сам Морозов.
Подобно регулярным партсобраниям, необходимым для поддержания должного уровня коммунистического сознания у членов партии, Василий организовал регулярные идеологические «вечера». Они проводились в глубокой тайне и начинались поздно ночью, продолжаясь до рассвета, что способствовало волнующему ощущению мистической сущности таинства и драматизма происходящего. В торжественной тишине кто-либо из членов группы читал главы из произведений Гурджиева и Успенского, а остальные смиренно внимали. Поскольку авторитеты легендарного Георгия Ивановича и его великого последователя Василия Морозова пребывали на уровне заснеженных олимпийских высот, никто из группы не осмеливался задавать вопросы или обсуждать прочитанное – это было все равно что бросить вызов божеству. Женщины, преданно глядя в лицо кумиру, даже не пытались вслушиваться в текст или осмысливать его, поглощенные важностью и торжественностью самого события.
