Дедушка Давы твердой рукой регулировал жизнь общины. Большинство корейских семей зарабатывало на жизнь, выращивая ранние арбузы, лук, овощи и фрукты на частных огородах или на взятых в аренду у государства землях. От дедушки Давы зависело, куда каждая из семей поедет продавать свою сельхозпродукцию. Старик распределял места так, чтобы у всех семей был приблизительно равный доход, и чтобы никто никому не мешал в торговле на рынке. Великолепно зная ситуацию на всех основных рынках Советского Союза, дедушка Давы руководил делами так, что община процветала. Конечно, иногда случались и неприятные инциденты, вроде столкновений с конкурентами кавказского происхождения, но мудрый патриарх ухитрялся улаживать и эти проблемы.
В дедушке Давы, почти по О. Генри, удивительным образом сочетались черты гангстера и филантропа.
– Я всегда людям помогай, – объяснил мне как-то дедушка Давы. – С Дальний Север друг приехал, говорит – страдают там русские люди. Местная власть не дает водку продавать, вино продавать. Сухой закон, понимаешь, ввели. А как рабочему человеку без водки на холоде жить? Вот я и помог. Партию арбузов на север отправил.
Половина арбузов бесплатно в детские дома передал, а в другая половина для страдающий рабочий спирт шприцами впрыснул. Связи свои использовал – через два дня арбузы на месте были. Друг у меня есть – в транспортная авиация работает. А если бы официально перевезти просил – на две недели груз бы застрял. Рабочие спасибо говорили.
Похоже, что делать инъекции арбузам дедушке Давы понравилось, и он неоднократно пользовался этим методом. Однажды на бахчу одного корейца из общины колоритного патриарха совершили налет жившие в соседней деревне русские конкуренты по арбузному бизнесу. Арбузы у трудолюбивого корейца удались на диво, чего по какой-то причине не смогла перенести загадочная русская душа. Вооруженные палками налетчики в открытую пришли на поле и под аккомпанемент забористого мата перебили почти поспевшие арбузы.
Ответный удар не заставил себя ждать. Месть, хотя и не была столь демонстративной, оказалась достойной. Дедушка Давы под покровом ночи отправил корейских детишек на поля интервентов. Детишки были вооружены шприцами, которыми они впрыскивали керосин в готовые к сбору арбузы. Эффект превзошел самые смелые ожидания. Возмущенные покупатели, попробовав пожароопасные плоды, вернулись на рынок, объединились, и, пылая негодованием, перевернули лотки с товаром и забросали продавцов их же собственными арбузами.
Еще один раз дедушка Давы воспользовался инъекциями, когда на одном из российских рынков конкуренты кавказской национальности, угрожая физической расправой, потребовали у корейцев по дешевке продать им все свои арбузы и убраться с рынка. По совету патриарха корейцы, не вступая в конфликт, арбузы таки продали, но зато в недрах каждого арбуза таился очередной сюрприз.
Так, по мере возможности не прибегая к насилию, но действенно и эффективно, корейский «капо ди тутти капи» отвечал ударом на удар, все же предпочитая не наносить удара первым.
Дедушка Давы регулярно прибегал к нехитрым приемам первобытной магии. Впервые я столкнулся с этой чертой его характера, обратив внимание на то, как он прячет под подушку в спальне здоровенный кинжал.
– Готовитесь защищаться от врагов? – пошутил я.
– Ты знаешь, дорогой, мне часто снится плохой сон, – ответил дедушка Давы. – Когда снится плохой сон, когда за мной кто-то бежит, когда на меня кто-то нападать, я хватай во сне кинжал за ручку, от меня все убегай. Я с кинжал – меня все боятся.
Не знаю, отчего дедушку Давы терзали ночные кошмары – то ли оттого, что он слишком много кушал перед сном, или у него действительно было много врагов, но верно одно – кинжал действовал безотказно, мгновенно отпугивая всех противников.
Когда в его семье кто-то болел, дедушка Давы брал шерстяные ниточки и завязывал на них узлы. Нитки могли быть разного цвета, но обязательно шерстяные. Он подолгу, тщательно и неторопливо раскладывал их на подоконниках и шкафах, и никто в мире не смог бы убедить его в том, что это средство вряд ли поможет.
Старый кореец пытался влиять и на погоду, совершая странные ритуалы, отдаленно напоминающие мне обряды Вуду. Если дедушке Давы нужна была теплая солнечная погода, он, убивая очередную курицу, брызгал ее кровью на заранее насыпанные небольшие горки сухого песка, а если для получения хорошего урожая срочно требовался дождь, старик наливал в блюдечко воду и затем окроплял ее кровью курицы.
И, хотя в натуре дедушки Давы слишком откровенно проглядывало что-то первобытно-жутковатое, он был исключительно обаятельным, добрым и щедрым человеком. Я относился к нему с искренней теплотой, не будучи склонным морализировать по поводу его несколько вольного отношения к закону, но одна черта его характера неизменно коробила меня, несмотря на то что, согласно заповедям Шоу-Дао, я старался и ней относиться терпимо. Дело в том, что дедушка Давы был страстным и неисправимым собакоедом.
После того как я несколько раз отведал исключительно вкусно приготовленное мясо, старый кореец с лукавой усмешкой открыл мне секрет его происхождения и признался, что отлавливает бродячих собак. В порыве великодушия дедушка Давы пригласил меня на «охоту», и я, несмотря на то, что подобное мероприятие не вызывало у меня энтузиазма, не смог отвергнуть столь экзотическое предложение.
Несколько дней спустя мы отправились на охоту. Дедушка Давы вооружился лишь большим мешком. Когда я спросил его, не нужна ли ему приманка, старик лукаво ответил, что у него – свой собственный метод охоты, и приманка ему не потребуется.
Примерно четверть часа мы блуждали по пустынным вечерним улицам, пока не наткнулись на крупную кудлатую дворнягу.
– Тише, не мешай! – шепнул мне дедушка Давы.
Он сделал несколько шагов по направлению к собаке, слегка согнул колени и, наклонившись в ее сторону, каким-то особенным, приторно-сладким голосом пропел:
– Куть-куть-куть!
Псина замерла на месте и, с любопытством наклоняя голову из стороны в сторону, уставилась на старого корейца.
– Куть-куть-куть, куть-куть-куть! – продолжал выпевать дедушка Давы.
Собака, как зачарованная, медленно переставляя лапы, двинулась к нему.
Я, наблюдая за этой сценой с внезапно пробудившимся интересом, поймал себя на том, что сам был готов следовать на сладкий, но коварный призыв, как крыса за дудочкой крысолова.
– Куть-куть-куть, куть-куть-куть!
Дворняга приблизилась к корейцу почти вплотную, и тут дедушка Давы сделал молниеносное, как бросок кобры, движение рукой, одним взмахом накинув мешок на несчастную псину. Последовала короткая борьба, кореец затянул горловину и с легкостью, неожиданной для его возраста, вскинул мешок на плечо.
– Хороший собачка, сладкий собачка, – время от времени приговаривал он, пока мы возвращались к дому.
Посвящение в тонкости корейской кулинарии напоминало ужасы застенков гестапо в сочетании с некоторыми индонезийскими обрядами. В одном из сараев, расположенных во дворе, находился пыточный станок, в который бедную собаку зажимали, полностью обездвиживая ее. Затем, замотав ей морду тряпками, ее избивали палками и оставляли в таком виде, полуживую, на несколько дней, чтобы ее мясо стало более мягким и сочным.
