Но как ни странно, имелись и положительные моменты попадания в тело младенца.
Во-первых, у Ларисы было время выучить чужой язык и немного освоиться в незнакомом месте, не выдавая своего иномирного происхождения.
Во-вторых, ей не было нужды заботиться о пропитании и крыше над головой.
Оказавшись под защитой семьи, маленькая Лариника не голодала, не мёрзла, не подвергалась какому-либо риску, в общем, не испытывала физических трудностей. Даже не смотря на то, что отец её оказался безруким калекой. Да, семья их жила не богато, но и не бедствовала, не в последнюю очередь благодаря Аскиле — её матери. Именно эта сильная женщина не позволила мужу впасть в отчаяние, когда с ним случилось несчастье. И вместо того, чтобы спиться или наложить на себя руки, он взялся за обучение сыновей охотничьему ремеслу и небезуспешно, хоть им было и рановато брать в руки оружие. Да только жизнь не спрашивает, хотим ли мы становиться взрослыми. Так и Усхату с Аттаем рано пришлось повзрослеть. И братьям ещё повезло, что их наставником стал родной отец.
Иногда Лариса думала, что попала не слишком удачно. Окружающая действительность, мягко говоря, не внушала ей оптимизма. В прошлой жизни она была городской жительницей и потому с ужасом представляла себя в роли безграмотной крестьянки, с натруженными руками и измученным частыми родами телом. А именно такое будущее её и ожидало, если только не случится ничего из ряда вон выходящего, но надежды на это мало. И значит, нужно довольствоваться тем, что есть.
Ещё одним плюсом в придачу к странным способностям Лариники стало наличие у неё сестры-близняшки Вилланы. Эта кроха стала смыслом её жизни. Забота о ней помогла не скатиться в пучину отчаяния. Душа взрослой женщины видела в этом ребёнке свою не родившуюся внучку.
Аскила только диву давалась, глядя на то, как Лариника опекает сестру. Поначалу такое поведение крохи казалось всем странным, а после к этому привыкли и уже не обращали внимания на то, что одна малышка настойчиво учит ходить другую, вытирает ей слёзы, успокаивает и всегда встаёт на её защиту.
Со временем Аскила стала замечать и другие странности в поведении Лариники. Её ничему не приходилось учить. Девочка сама находила себе занятие. То примется двор подметать, то за помывку посуды возьмётся. И всегда рядом с ней крутилась Виллана, стараясь во всём подражать сестре.
К пяти годам девочки стали настолько самостоятельными, что с лёгкостью выполняли нехитрую работу по дому, пропалывали грядки и кормили цыплят. Аскила не могла нарадоваться на дочерей. Она давно не вспоминала о том, что светловолосая Лариника им чужая. Да и Валх принял девочку как родную. В деревне же год-другой посудачили о том и тоже забыли. У людей хватало своих забот, чтобы помнить, кто из Валховых девчонок появился на свет из материнского чрева, а кого из них принесла река. Достаточно было того, что и Аскила, и Валх признали Ларинику своей, большего и не надо.
А Лариника решила не останавливаться на достигнутом. Собственно говоря, почему она должна мириться с окружающими её невежеством и безграмотностью? Только лишь потому, что здешнее образование ей не доступно? Так хватит и того, что у неё уже имеется. Ещё и других сможет научить кое-чему полезному. Но начинать нужно с малого, в противном случае можно и надорваться. Сперва следует обучить чтению и письму сестру, как самого близкого человека, к тому же воспринимающего все её странности, как нечто само собой разумеющееся, а после и до остальных дело дойдёт.
К слову, Виллана ни разу не задумалась о том, что Лариника чем-то отличается от других детей, да вот хотя бы от неё самой. Им просто было весело и интересно вдвоём. А ещё, находясь рядом с Лариникой, она чувствовала себя защищённой. Даже к матери Виллана не ощущала такой сильной привязанности, какую испытывала к сестре, которую почему-то считала старшей, хотя они и родились в один день.
Новая игра увлекла её сразу. У Вилланы даже глаза расширились от удивления, когда она поняла, что слова можно рисовать точно так же, как они рисовали собачку, солнышко или домик.
Малышка окунулась в незнакомое дело со страстью первооткрывателя. А Лариника к тому же умело подогревала её интерес, намекая на возможность передачи тайных сообщений друг другу при помощи таких вот рисунков. Вскоре Виллана довольно сносно читала по слогам короткие слова и немного коряво выписывала угольком на бересте отдельные буквы.
О бумаге и простейшем карандаше можно было только мечтать. Зато угля хватало с лихвой, как и бересты. Её заготавливали отец с братьями в большом количестве в конце весны. После долго сушили и складывали в сухом сарае. Дальше мастерили из неё колчаны для стрел, делали различные короба, а ещё плели лапти — незаменимую обувь в деревне для всех от мала до велика. С весны до осенней распутицы удавалось сносить не одну пару лаптей, так что плели их постоянно. Из-за своего увечья отец мог только руководить сыновьями, но делал он это настолько толково, что у братьев любое изделие выходило на диво ладным. Находились и покупатели на короба и берестяные плетёнки. Расплачивались, кто чем мог: птицей, холстиной, зерном. Прибыток был невелик, но и он семье в семье был не лишним.
Вот такой ценный материал присмотрела Лариника для своих нужд. Ей сгодились и те берестёнки, что по каким-то причинам забраковал отец. Мать обычно использовала их для растопки печи, но дочери в столь малой просьбе отказывать не стала. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…
Местного алфавита Лариника не знала, да и сильно сомневалась в его существовании. Уж слишком допотопным выглядело всё вокруг. Разумеется, с подворья многого не разглядишь, им с сестрой по причине малолетства запрещалось выходить за ворота, но хотя бы раз за всё время мать с отцом должны были обмолвиться о каких-нибудь письменах или грамотах, если бы таковые имелись. Так нет же, создавалась впечатление, что безграмотность тут распространена повсеместно. Хорошо хоть худо-бедно научились считать. Да и то пользовались этим знанием неохотно. К примеру говорили: заготовили полклети зерна. Вместо того, чтобы назвать точное количество мешков, которое сгрузили в ту самую клеть. Кур, да гусей вообще не считали. Корова-кормилица была одна, ещё имелась пара коз, да пяток овец — вот и всё хозяйство. Чего его считать? Лошадь при необходимости брали у соседа. Охотнику она ни к чему, корми её целый год, чтобы воспользоваться разок-другой.
Вот такое простое житьё-бытьё, можно сказать, не жизнь, а топтание на месте, из года в год, из века в век, с непременным упоминанием традиций предков, которые ни в коем случае нельзя нарушать.
«Нельзя то оно нельзя, но если очень хочется, то можно», — сказала себе Лариника и принялась потихоньку расшатывать устоявшуюся систему, перво-наперво решив бороться с безграмотностью.
Не долго думая, за основу она взяла родную кириллицу, применить метод транслитерации оказалось не сложно. Знакомые буквы отлично вписались в чужой язык. А пытливый ум Вилланы воспринял подобное слияние как должное. Даже сложные для понимания мягкий и твёрдый знаки не вызвали у неё недоумения. Детям вообще свойственна лёгкость восприятия всего нового и необычного. Это стариков трудно бывает в чём-либо убедить, но Лариника и не собиралась вставать на этот заведомо-проигрышный путь. Ей хватит и малышни. С ними то она всегда сможет представить обучение, как занятную игру, а за такое ни один взрослый ругать не будет, и угрозы для сложившихся устоев в том не углядит.
