Знал он и то, что секта была образована вскоре после того, как Смерть спустилась на оставленную Предвечным планету.
Хранители объединяли людей, которые, стремясь к постижению истины, основной целью ставили прочтение книги, в которой, как они считали, хранится все собранное человечеством знание. В середине третьего тысячелетия следы Хранителей затерялись…
Возможно, они примкнули к Темному Братству или уничтожили сами себя. Кто знает?
Вулли приложил ухо к стене и принялся медленно поворачивать семиугольник. На цифре «пять» раздался легкий щелчок. Он остановил вращение и утопил в лунке пятый цилиндр. Повторив операцию шесть раз, он ввел цифровой код, и решетка со скрежетом отворилась.
Подъедало вошел в зал. Факел выхватил из темноты черные силуэты колонн. Они стояли рядами, оставляя для прохода лишь узкие тропы. Юноше казалось, что зал столь огромен, что теряется в бесконечности. На стене виднелся желоб, в котором блистала какая-то жидкость. Это оказалось масло. Вулли поднес факел, и огненная полоса опоясала зал.
Паркинс пошел по одной из троп, и она привела его к алтарю. Посреди небольшой поляны — именно так окрестил Вулли площадку, не занятую колоннами, — возвышался продолговатый камень, который, казалось, был напитан человеческой кровью. Вулли осветил его факелом.
Вмиг из темноты вынырнула книга — в кожаном переплете, с древним знаком огня. Юноша трепетно протянул руки к фолианту и замер. Его глазами смотрел кто-то другой. И этот другой знал, что именно он ищет!
Вулли раскрыл таинственную книгу. Но за переплетом скрывались не страницы, испещренные древними письменами, а переливающаяся всеми цветами радуги пластина, с золотым оттиском человеческой ладони. Такой красоты Паркинс не видел за всю свою жизнь.
— Вот это да! — ахнул толстяк. — Сколько же она должна стоить?
Мечты, мечты… Вулли представил, как переедет в столицу, купит зажиточное хозяйство, обзаведется семьей и заживет всласть. Трое детишек — два мальчика, этакие маленькие, толстенькие подъедальчики, и девочка, несомненно будущая принцесса, — уже возились возле его ног. Златокудрая красавица-жена уже гремела на кухне котелками и горшками, что-то напевая при этом ангельским голоском. Как вдруг все закончилось.
«Не примеряйся, не примеряйся, — зазвенело в голове, — это чудо не про тебя, Вулли Паркинс по прозвищу Подъедало».
— Это еще почему? — воскликнул Вулли. — Я нашел эту книгу, и значит, она принадлежит мне по праву.
«Ты ошибаешься, Паркинс, — защелкал невидимый собеседник, — это не ты, это я ее нашел. И значит, ты будешь делать то, что прикажу тебе я. А о своих желаниях можешь забыть!»
— Кто ты? — попятился Вулли, крутя головой во все стороны.
«Меня зовут Солайтер, — прозвучало в его сознании. — Я тот, кто смог узнать о существовании этой книги, и о том, кому дано ее прочитать. И мне очень любопытно, что же в ней написано. Правда, ни мне, ни тебе ее не открыть, а потому придется отнести книгу тому, кто сможет впитать ее знания… Вот что — пожалуй, я одолжу твое тело. Давно хотел побывать в человеческой шкуре».
— Нель… нельзя… — залепетал Паркинс, но тут очертания подземелья смазались, словно попавшая под дождь акварель.
Исчезли колонны, исчез алтарь, словно укутанные черным бархатом. Исчез и сам Вулли, превратясь в телесную оболочку для невероятно могучего сознания. То, что еще недавно было Подъедалом, положило книгу за пазуху и направилось к выходу из подземелья. Сперва шаги были неуверенными, но вскоре обрели некоторую, весьма относительную твердость.
«До чего примитивные существа, — бурчал про себя Вулли-Солайтер, — это же сколько энергии на одну балансировку приходится тратить. Однако их-то племя как раз выжило, а мое…»
Замкнув решетку, Солайтер принялся подниматься по лестнице. И это оказалось выше его сил. Ужасную оболочку мотало из стороны в сторону, ноги попадали на ступени лишь со второй, а то и с третьей попытки. И, в конце концов, случилось то, что и должно было случиться: Солайтер оступился и с грохотом обрушился вниз. И первый раз в жизни потерял сознание.
«Это одно сплошное мучение… Придется вернуть оболочку ее законному владельцу, — очнувшись от удара, решил могучий разум, — и управлять ею на расстоянии».
Вулли открыл глаза. Он лежал у подножья лестницы, бока невероятно болели.
— Пора выбираться отсюда. Бежать, бежать, бежать. Через Тайг к Внутреннему морю, а там, может, и братца отыщу…
Он кряхтя встал на ноги и стал медленно подниматься по лестнице.
* * *
Солайтер приходил в себя после неудачного эксперимента. Он сидел в озерце, берег которого устилали кости людей и животных, и размышлял о бренности бытия.
Когда-то, задолго до Смерти, он был обыкновенной улиткой, каких десятки тысяч в любом водоеме. Он не осознавал себя и потому, вероятно, был счастлив. Солайтер являлся частицей природы, и природа благоволила к нему. Но с тех пор минули тысячелетия, и тело его до неузнаваемости изменилось. На самом деле, сперва изменилось сознание, а тело лишь последовало за ним. Теперь он был невероятно сильным разумом, он мог подчинить себе любое сознание на расстоянии едва ли не в половину материка. Но что толку? Текли годы, а вокруг ничего не менялось, за исключением разве что количества костей, разбросанных на берегу.
Мимо проплыла здоровенная рыбина, и Солайтер, непроизвольно выпростав щупальце-отросток, стиснул ее чешуйчатое тело. «И так до самого конца, — подумал моллюск, перемалывая мощными челюстями рыбьи кости. — Какая чудовищная насмешка!»
Переварив добычу, Солайтер поплыл к берегу. Несмотря на внушительные размеры, двигался он легко и с завидной скоростью. Огромные волны расходились от могучего тела. Плотоядные кувшинки, лепестки которых были усыпаны длинными шипами, будто спина дикобраза, поворачивали головки в сторону проплывающего монстра и подобострастно кивали. «Глупые существа, — промелькнуло в мыслях у Солайтера, — только и знаете, что выпрашивать объедки».
Моллюск выбрался на берег. Хрустнул чей-то череп, несколько черных птиц, шумно пировавших на останках, тревожно захлопали крыльями и взмыли в небо. Пространство огласилось резкими криками.
«А ну, пошли!» — мысленно рявкнул Солайтер, и мгновением позже небо очистилось и засияло.
И оно было бирюзового цвета, высокое, недостижимое. Оно манило, притягивало, зачаровывало. «Если бы у меня были крылья, — тоскливо подумал Солайтер. — Странно, почему я не могу вырастить крылья, подобно тому, как вырастил эти щупальца?»
С незапамятных времен моллюск умел изменять свое тело. Впрочем, еще раньше он научился подманивать к озеру живых существ, чтобы питаться ими. И если олени и медведи были всего лишь вкусны, то из разумов множества поглощенных им людей Солайтер узнал, что существуют любовь и ненависть, прошлое и будущее, существуют неведомые края за пределами озера. Он заразился от двуногих любопытством, желанием познавать неизвестное. Он обрел от них понятия Добра и Зла. Правда, как он узнал из тысяч разумов, двуногие сами не могли разобраться, что это такое. В незапамятные времена люди считали: сжигать себе подобных на кострах — благое дело, если эти «подобные» чем-то отличаются от основной массы. А потом считали невозможным наказывать даже самых отъявленных мерзавцев, убийц и прочих преступников. Потом сочли возможным убивать тех, кто не соглашался с правом выродков на полноценную жизнь. В общем-то, все, что привело к Злу, считалось Добром.
