— Отчего ты считаешь мое утверждение спорным, сын мой?
— Видите ли, командир, — засмеялся Паркинс, — существует великое множество парадоксов, над которыми бились воистину одаренные умы, но так и не сумели разрешить.
— Мне известно об этом, сын мой.
— Тогда вы, несомненно, согласитесь, Пер Дигр, что вы вторглись во владение одного из них. Вопрос о том, испытываю ли я боль, может быть разрешен только в том случае, если принять, что я существую сам по себе, а не только в вашем сознании, командир. Я могу сказать, командир: «Да, мне больно», — или: «Нет, мне не больно». Но что значит мое утверждение для вас? Если вы принимаете его, то, значит, соглашаетесь с фактом моего существования. Но сам факт моего существования недоказуем, ибо я могу являться всего лишь вашей фантазией. Таким образом, вы ничего не доказали своим, в высшем степени гнусным экспериментом…
Вулли запнулся и удивленно воззрился на священника — и было отчего. Смуглое лицо Пера Дигра приняло оттенок переспелого помидора, на лбу священника блестели капли пота.
— Как тебя зовут? — неожиданно спросил киллмен.
— Ле… Вулли, — после короткой заминки ответил паренек.
— Не знаю, что тебе и сказать, — пробормотал священник, усмехнувшись про себя, — официальная точка зрения…
— Не будем пускаться в вопросы теологии, — примирительно сказал Подъедало, — уже совсем стемнело. Мне кажется, пора бы нам вернуться.
Начальник стражи облегченно вздохнул, несколько успокаиваясь. То, что этот вечно голодный сын ремесленника не способен сразу вспомнить собственное имя, свидетельствовало о том, что его устами говорил кто-то другой. Причем делал это настолько умело, что юноша и сам не замечал вмешательства в свой разум. Разгромленный Дом, разумеется, не погиб, а лишь затаился. Теперь он надолго оставит попытки вступать в ментальные схватки с людьми, да еще потратит пару лет на то, чтобы восстановить погибшую плоть. Значит, со священником говорил не он. Слугам Нечистого тоже ни к чему затевать философские споры. Оставался… Солайтер. Великий и таинственный Солайтер, который в последнее время почему-то стал проявлять повышенный интерес к его скромной персоне.
Киллмен устало мотнул головой, и они отправились к месту стоянки. Священника одолевали сомнения: почему Солайтер раз за разом начинает с ним разговоры, дает советы? Или Паркинс действительно тот, о ком изречено в Священной Книге?
Сомнения эти имели под собой веское основание. Дет двадцать назад — а Паркинсу как раз на днях исполнилось двадцать — через здешние места проезжал сам Пер Дистин Иеро. Если предположить, что мать Паркинса оказалась его близкой знакомой… То тогда интеллект паренька можно объяснить и без вмешательства потусторонних сил… Хотя… Всевышний всегда изъявляет свою волю через людей, и тот факт, что интеллект передался Паркинсу по наследству, еще ничего не доказывает. Ох уж эта диалектика…
Ночь укутала Тайг черным саваном. Наступило время хищников и сов. Дигр знал, что в темноте бурлит жизнь. Миллионы самых причудливых существ преследуют, прячутся, уходят от погони, пожирают. Рой различил отвратительно тонкий голос острозубого суслика и поморщился: тварь наверняка прикончит какое-то несчастное животное.
Святой отец не ошибся — вслед за писком раздался ужасающий хрип, к которому примешивалось какое-то клокотание, отдаленно напоминающее хрюканье. «Должно быть, мерзкий вампир закусил диким кабаном. Бедная хрюшка!»
Острозубые суслики появились в результате ужасной мутации, которая прокатилась по планете, подобно чуме. Произошло это около десяти лет назад. Ученые Аббатства считали, что катализатором послужили эксперименты, проводимые в подземных лабораториях Темного Братства.
В результате мутации пострадали мелкие грызуны, но не повсеместно, а лишь там, где имелись глиноземистые почвы. Должно быть, в земле вырабатывалось некое вещество, которое было необходимо Природе для изменения генов.
Безобидные прежде суслики превратились в сущие исчадия ада. Теперь они достигали в высоту до трех локтей и обладали невероятно сильными нижними челюстями, снабженными парой внушительных клыков. Задние лапы уродов были прекрасно развиты и позволяли им совершать высокие и длинные прыжки, передние же великолепно подходили для свежевания добычи — отточенные когти были способны разодрать в клочья самую крепкую шкуру. Ко всему прочему, острозубые суслики убивали добычу весьма изощренным способом: как правило, жертве прокусывалось горло, после чего из еще живого животного высасывалась вся кровь. Мясо добычи суслик-мутант, как правило, утаскивал в нору, где оно зарывалось в землю, и только после того, как плоть трупа становилась достаточно мягкой (о чем безошибочно свидетельствовал тошнотворный запах), она извлекалась из захоронения и с неизменным аппетитом пожиралась.
— До чего жуткое место! — воскликнул Вулли. — Вокруг нас сплошные убийства.
— Такова жизнь, мальчик мой, — бесстрастно сказал священник. — Да и мы…
— Что мы?
— Нет, ничего. Поторопимся, близится полночь, а в полночь всякое может случиться.
И они ускорили шаг.
«К великому сожалению, — думал метс, — мы лишь немногим от них отличаемся. Борьба за существование — чуть ли не единственное наше побуждение к жизни. Отними его у нас — чем мы станем? Горсткой ни на что не годных существ! Мы так привыкли к войне, что уже не мыслим себя вне битвы».
Из темноты то и дело доносился треск ветвей и душераздирающий рев, каковым крохотные бурундуки отпугивали хищников от своих нор. Огромные деревья напоминали исполинов, застывших в ожидании приказа невидимого и жестокого властелина. Священник шел в мрачнейшем расположении духа. «Можем ли мы победить Нечистого, — мрачно думал он, — и, главное, имеем ли на это право? Быть может, Зло — лишь тень, отбрасываемая Добром. Возможно ли жить без тени?»
— Костер! — внезапно выкрикнул Вулли.
Дигр вздрогнул и вышел из оцепенения. Вскоре они очутились на поляне.
Рой сразу же обнаружил в центре лагеря длинное высокое сооружение из множества веток, покрытое травой и листьями. Легионеров не было видно, из чего священник заключил, что они находятся в этом шалаше.
— Я вам больше не нужен, командир? — предельно вежливо спросил Вулли.
— Можешь быть свободен, — отозвался священник.
— Что ж, тогда я пойду спать, — сказал Паркинс и, потянув носом, заковылял по направлению к еще пахнущим кашей котлам возле двух грубо сколоченных столов.
Дигр проводил его взглядом и двинулся к костру, за которым мрачным демоном возвышался Марк Крысобой. Кентурион занимался заточкой палаша, используя для этого не что иное, как собственный ремень.
— Готовишься к походу? — поинтересовался Дигр, остановившись перед помощником.
Гигант оторвал взгляд от клинка и мрачно посмотрел на священника:
— Нет, поход у нас уже был! Мы половину Тайга обшарили! — прорычал Марк. — Где вы шлялись, черт побери?
