Вера никогда не чувствовала себя так одиноко.
Она давно выпила шоколад и съела пирожное.
Оставаться тут дольше было неудобно. Вера решила проведать бабу Зину – в конце
концов, не убьет же та ее, если узнает, что она не была в школе. И потом, в
кафе было холодно, а баба Зина позовет к себе или в крайнем случае даст ключи.
Не сидеть же тут до вечера.
...Вера вышла из метро и почти сразу увидела в
толпе бабу Зину, которая шла ей навстречу. Она заметила ее издалека, но сразу
не узнала. Баба Зина шла, натыкаясь на прохожих, и, как показалось Вере,
плакала, потому что она то и дело вытирала рукавом лицо. Иногда она
останавливалась, сиротливо озиралась по сторонам и, всплеснув руками, как будто
услышала что-то обидное, снова пускалась в путь.
– Баба Зина! – окликнула ее Вера.
Баба Зина остановилась, посмотрела на Веру и
заплакала.
– Баб Зин, ты что?
– Шурка, – сказала баба Зина, продолжая
плакать.
– Что-то случилось?
– Шурка, – снова сказала баба Зина и опять не
нашла в себе сил закончить.
– Что?!
– Шурка с балкона прыгнула, – наконец
выговорила она и зарьщала. – С ба-алко-о-она! Шу-урка!..
Вера стояла, уставившись на бабу Зину, которая
рыдала, размазывая по лицу слезы. Прохожие оглядывались, с недоумением наблюдая
за этой сценой. «С балкона?» – спросила себя Вера. Наверное, ей послышалось.
«Как с балкона? Нет, это какая-то ошибка».
«Это какая-то ошибка», – хотела сказать Вера,
но вместо этого спросила – и это было первое, что пришло ей в голову:
– Она жива?
Баба Зина хотела что-то сказать, но не смогла
и снова зарыдала.
– Жива?!
Теперь это слово поделило мир пополам: по одну
сторону жизнь, по другую – смерть. И прежде чем баба Зина ответила, столько
всего пронеслось у Веры в голове: как Шурка курила, сидя на лавке, и как они
ели голубцы.
– Ой, жи-и-ва... – наконец сказала баба Зина.
Теперь Вера должна была задать еще один
вопрос, но она не знала, как это сделать. Пока она подбирала слова, баба Зина
немного успокоилась и, собравшись с силами, сказала:
– Машка пришла, соседка ее, они в одном классе
учатся, и говорит: Шурка с балкона прыгнула. Видно, как от меня пришла, так
пры-ыгнула... о-о-й...
– И что? Она дома?
– В больнице. Я сейчас туда звонила – карту
купила и позв-о-онила...
- Ну?
– Ей операцию сде-е-лали...
– А больница какая?
– Подожди, – сказала баба Зина и на этот раз
вытерла лицо платком, который достала из кармана. – Сейчас ко мне поедем. Я приготовлю,
что надо, а ты отвезешь. Отвезешь? – спросила она и с недоверием посмотрела на
Веру, как будто сомневаясь, можно ли ей поручить такое важное дело.
– Отвезу. А ты?
– Я не могу, – сказала баба Зина. – Там
спрашивать станут: кто такая, откуда. Что я скажу? А тебе можно – скажешь:
подруга. Поняла?
– Поняла.
– Тогда пойдем. А то пока приедем, пока
соберем что надо...
Всю дорогу баба Зина говорила без умолку,
рассуждая, что можно есть человеку, который прикован к больничной койке.
– После операции, наверное, нельзя есть? –
спросила баба Зина.
– А какая операция?
– Не знаю. Они не объяснили. Сказали: сделали
операцию.
– А еще что сказали?
– Сказали: состояние стабильное.
– А еще?
– Больше ничего. Ты мне оттуда позвони - я
тебе телефон напишу. Поняла?
– Поняла.
У метро, вытряхнув из кармана гору мелочи,
баба Зина купила два лимона, связку бананов и пакет грейпфрутового сока. Вера
уговаривала ее взять денег, но баба Зина наотрез отказалась. Пока ехали в
автобусе, она всю дорогу бормотала что-то себе под нос про какую-то новую
ночную рубашку, которая у нее есть, и про разные необходимые в больнице
предметы.
– Чашку надо не забыть, – сказала баба Зина,
когда они вышли из автобуса. – Отец, наверное, с работы поедет – ему не до того
будет. Как ты думаешь?
– Думаю, да.
– И я говорю: не до того.
Так, рассуждая о том, что может потребоваться
человеку в больнице, они добрались до дома, и уже через час Вера снова стояла
на автобусной остановке с полиэтиленовым пакетом, набитым провизией, и адресом
больницы, который баба Зина аккуратным почерком переписала на отдельный лист
бумаги и, сложив вчетверо, вручила Вере.
14
Вера сдала куртку гардеробщице и направилась к
лифту, но в дверях ее остановил охранник.
– Куда идем?
– В первую хирургию.
– А сменная обувь?
– Извините, я не знала.
– А пропуск?
– Понимаете, там лежит моя подруга, ее только
сегодня привезли. Мне надо ей кое-что передать. И потом, я просто узнать хочу,
как она там. Я только вещи ей отдам – и назад. Я на одну минуту. Пожалуйста.
– Паспорт есть?
– Есть.
Вера достала из рюкзака паспорт с золотым
двуглавым орлом на обложке и протянула охраннику.
Он записал ее данные в толстую амбарную книгу,
которая лежала на столе, и, кивнув в сторону лифта, сказал:
– Третий этаж.
Вера битые полчаса дожидалась на посту дежурную
сестру – наконец она появилась.
– Извините, – обратилась к ней Вера, изо всех
сил стараясь быть вежливой,– в какой палате лежит Кузнецова? Ее привезли
сегодня утром.
– К ней только по уходу можно, если пропуск
есть.
– Пожалуйста, я на одну минуту.
– Она в послеоперационной палате – туда
посторонним нельзя.
– Я не посторонняя.
– У нее уже отец был. И брат. Это не дом
отдыха, а больница.
– Скажите, – спросила Вера, оставив ее
замечание без ответа, – а есть ей можно?
– Вечером будет можно – когда от наркоза отойдет.
– Ну вот, – обрадовалась Вера, – я как раз
принесла ей поесть: лимон в сахаре, грейпфрутовый сок и оладьи – это можно?
– Можно. А мать ее где?
– Понимаете, матери нет.
– Вообще?
– Вообще.
– Ладно, иди. Только недолго. Четвертая
палата.
Медсестра показала на дверь рядом с постом.
Табличка на двери гласила: «Вход воспрещен!» От этого восклицательного знака
Вере стало не по себе, но она вошла. Шурка, бледная, как полотно, лежала на
спине с закрытыми глазами, и тут Вера окончательно потеряла присутствие духа,
потому что решила, что Шурка без сознания. Ее левая рука была забинтована. Одна
нога, до колена закатанная в гипс, была подвязана к перекладине над кроватью, а
другая, тоже в гипсе, беспомощно торчала из-под одеяла. На голове тоже была
повязка, но Вера сразу поняла, что это просто ссадина, потому что повязка была
легкая. Все это в считанные секунды пронеслось у нее в голове, но, еще раз
остановив взгляд на этой повязке, Вера вспомнила, что для того, чтобы остаться
на всю жизнь инвалидом или, того хуже, отправиться на тот свет, достаточно
сломать позвоночник, а голова сама по себе.
