– Шурке? Шестнадцать.
– Мне тоже шестнадцать, – сказала Вера.
Баба Зина насторожилась.
– Ты на нее не смотри. У тебя своя жизнь, у
нее своя. Переночуешь у меня – и домой. Нечего тебе одной по городу шататься.
– А кто такие гаврики? – вспомнила Вера.
– Гаврики? Тяпа, Полкан и Тишка – этого я
недавно взяла, когда Рыжий пропал. Хороший пес, но глупый.
– Целых три собаки? – удивилась Вера. – Вот
это да.
– Ладно, – сказала баба Зина, тяжело поднимаясь
со ступенек. – Собираться надо. Пора.
11
– Тише ты, – сказала баба Зина, когда они
выходили из лифта, и толкнула Шурку в бок, – люди спят.
Шурка всю дорогу рассказывала что-то и
смеялась, а баба Зина ее воспитывала. Из их разговора Вера поняла, что баба
Зина знает ее давно и имеет на Шурку большое влияние. Когда на «Речном вокзале»
они вышли из метро, Шурка хотела купить пива, но баба Зина сказала:
– Я тебе куплю пива – на улице будешь
ночевать.
И Шурка сразу отступилась, хотя знала, что на
улице баба Зина ее не оставит – не такой она человек.
Баба Зина достала из кармана ключи – за дверью
залаяли собаки. Когда дверь открылась и собаки с радостным лаем бросились ей
навстречу, баба Зина на них прикрикнула, и они, замолчав, вернулись в квартиру,
но там, отталкивая друг друга, снова бросились ее облизывать. Две из них, стоя
на задних лапах, несколько раз лизнули ее в щеку, а третья, рыжая гладкошерстая
такса, вертелась у ее ног и жалобно скулила, требуя справедливости.
– Что, сосиска, – сказала баба Зина, –
соскучился?
– Какой смешной.
– Это Тишка, – объяснила баба Зина.
Тишка радостно залаял.
– А это Тяпа.
Тяпа, большая лохматая собака, серая с рыжими
подпалинами, была самой старой. Полкан, самый молодой, несмотря на свой юный
возраст, был выше Тяпы. Черный, как сажа, он был похож на овчарку, которая
наступила в белую краску, потому что лапы у него были белые.
– Привет, гаврики, – сказала Шурка.
– Полкан встал на задние лапы и лизнул ее в
нос, а Тишка по своему обыкновению стал скулить. После этого собаки обнюхали
Веру и, судя по всему, остались довольны – Вера им понравилась.
– Они любят гостей, – сказала баба Зина, – но
не всех. Кольку-сантехника, на дух не переносят – Полкана даже запирать
приходится. Это потому что Колька пьет – собаки этого не любят.
– Ерунда, – сказала Шурка.
Она вдруг как-то погрустнела, обмякла, и Вера
поняла, что Шурка наконец протрезвела.
– Я тоже могу выпить.
– Нашла чем гордиться, – недовольно сказала
баба Зина.
Вера огляделась. Эту квартиру она представляла
иначе. Вера рассуждала так: если дома у человека живут три собаки («Мр-мяу», –
сказал толстый полосатый кот и потерся о ее ноги)... и кот. Если дома у
человека живет такая свора, глупо ждать, что ты придешь в гости и увидишь
идеальный порядок, надраенные полы и белоснежную раковину, сверкающую, как в
рекламе чистящего порошка «Комет». Кроме того, баба Зина была человеком пожилым
и, судя по всему, одиноким. В таком возрасте вести хозяйство трудно, а помочь
некому. Вера готовилась к самому худшему, правда, после ночи, проведенной в
общежитии, ее было трудно испугать – главное, чтобы не на улице. Каково же было
ее удивление, когда, оглядевшись, она увидела уютный, сияющий чистотой дом. Тут
не было пыльного тряпья и разного хлама, который годами копят старые люди,
потому что, с одной стороны, жалко, сердце прикипело, а с другой стороны,
выбросить некому. Никаких кружевных салфеток, пожелтевших от времени, и
изъеденных молью половиков, никаких дырявых кастрюль и ветхих стульев, на
которых нельзя сидеть, потому что они сломаны. Роскошной мебели тут, конечно,
тоже не было, потому что на пенсию, даже если просить милостыню, особенно не
разживешься.
Дверь в гостиную была открыта, и, когда баба
Зина зажгла свет, Вера увидела уютную комнату с надраенным паркетом и белым
тюлем на окне, старинный резной буфет, раскладной диван, покрытый пестрым
ковром, высокий торшер с желтым абажуром и телевизор на ножках. Паркет сиял, а
в вымытых стеклах буфета отражалась люстра с тремя прозрачными плафонами, на
дне которых не оказалось, как это обычно бывает, толстого слоя пыли. Судя по
всему, уборка проводилась тут ежедневно – иначе непонятно, как, имея трех собак
и кота, можно поддерживать в доме такую чистоту. В остальном это была
обыкновенная квартира, где живет одинокая пожилая женщина, но старая мебель
выглядела нарядно, и во всем был порядок. Баба Зина, которая стояла посреди
прихожей в своем экзотическом наряде, выглядела в этой обстановке странно – в
лучшем случае ее можно было принять за домработницу. Однако если просишь
милостыню, то и выглядеть нужно соответственно.
Зная, какой зверинец содержит баба Зина, было
нетрудно догадаться, как она оказалась на паперти. Трех собак на одну пенсию не
прокормишь, а они вон какие огромные, если, конечно, не считать Тишку, но он
породистый, так что его тоже чем попало кормить нельзя. Кот, три собаки, баба
Зина, которая днем просит милостыню, а вечером возвращается в свою уютную,
чистую квартиру, Шурка, которая, по словам бабы Зины, «пьет хуже любого
мужика», но при этом выглядит как супермодель и пользуется дорогой косметикой,
– все это было странно и на время могло примирить с действительностью. Выходит,
все не так плохо и можно жить как живешь, а кривая всегда вывезет. Но, подумав
так, Вера вспомнила слова бабы Зины: «Ты на нее не смотри: у нее своя жизнь, у
тебя – своя». Недолго Шурка будет такой, если вовремя не остановится, а
остановиться она не может, потому что, когда протрезвеет, ей тошно и жить не
хочется.
– Надо с гавриками выйти, – сказала Шурка. –
Пойду.
– Одна не ходи, – остановила ее баба Зина.
Вера всегда мечтала иметь собаку и часто представляла, как будет гулять с ней
во дворе, – теперь судьба наконец предоставила ей эту возможность, и она, –
разумеется, была страшно рада. Ведь родители, если она к ним вернется, никогда
не разрешат ей иметь собаку и другого такого случая не представится.
– Вдвоем идите, – закончила баба Зина, –
поздно.
– Ура! – Шурка попыталась улыбнуться, но
улыбка вышла жалкая, беспомощная. – Идем вдвоем.
– Голова раскалывается, – сказала Шурка, когда
в сопровождении Тяпы, Полкана и Тишки они вышли из подъезда. – Давай сядем.
Они сели на лавку у подъезда.
– Ты куришь? – Шурка достала из кармана пачку
сигарет.
– Нет, – честно сказала Вера. – У меня астма.
Шурка закурила, наугад чиркнув спичкой, – пламя на мгновение выхватило из
темноты ее худое лицо и тут же погасло, уступив холодной ноябрьской ночи
усталую Шурку, трех собак, Веру и всех на свете.
