Это случилось много-много лет назад. Когда Иисус подрос, он разъезжал только на ослах и ни на ком другом ездить не желал. Он как бы проникся симпатией к этим милым животным.
Хедвиг много думала про Иисуса и его замечательных ослов. Везёт же некоторым. Когда ты Иисус, никто не станет удивляться, что у тебя дома живёт осёл, все в восторге, что бы ты ни сделал. Совсем другое дело, когда ты не Иисус, а всего-навсего маленькая убогая Хедвиг.
Учитель рассказывает о рождении Христа и не видит, как Эллен тычет пальцем в спину Хедвиг.
– Эй, как поживает твой осёл?
Карин хихикает. Хедвиг не отвечает.
– Слышь! – шепчет Эллен. – Как там осёл?
– Заткнись! – говорит Хедвиг.
Какая несправедливость, что Карин и Эллен можно сидеть вместе, а Хедвиг с Линдой нельзя. Учитель считает, что они слишком много болтают.
Эллен хмыкает:
– Подумаешь, уже и спросить нельзя.
– Что там такое происходит? – трубит учитель, наконец обратив на них внимание. Книгу о Христе он отложил на стол.
– Хедвиг сказала «заткнись», – говорит Карин.
– Да, потому что ты мне мешала! – шипит Хедвиг.
– Тихо, – вздыхает учитель.
– Но я просто хотела, чтобы Хедвиг рассказала про Макса-Улофа, – говорит Эллен. – Она единственная из моих знакомых, у кого есть дома осёл.
Кто-то смеётся. Учитель задумчиво теребит бороду.
– Хр-м, не сейчас.
– Ну пожалуйста!
– Я не хочу! – говорит Хедвиг. – Отстаньте от меня, я хочу послушать про Иисуса!
– М-м, – мычит учитель и снова берётся за книгу.
Хедвиг ставит локти на парту. В классе темно. Одна парта пустует. Альфонс. После драки он так и не появлялся в школе. Нос ещё слишком распухший, и губа толстая, как подошва. Он лежит дома и сосёт черничный кисель через трубочку. Думать об этом ужасно. Но ещё ужаснее представить себе, что будет, когда он поправится и вернётся в школу. Потому что вообще-то Хедвиг не умеет драться. Просто в тот раз кулаки сами собой налились злобой.
– Эй! Хедвиг! – шепчет Эллен.
– Отстань!
– Так, ну хватит уже! – кричит учитель. – Неужели непонятно?
– Я хочу пересесть! – говорит Хедвиг. – Надоели уже!
– Пусть сядет со мной! – кричит Линда.
Линда сидит с Йоном. От Йона пахнет коровником.
– Ну-у, – говорит учитель. – С вами уже давно всё понятно. Вы и пяти минут помолчать не можете.
– Можем! Обещаем! – говорит Хедвиг. – Можно я пересяду к Линде? А Йон сядет с Патриком!
Учитель зажмуривается. Потом качает головой.
– Нет, мы вот как поступим. Хедвиг, вы с Линдой поменяетесь местами. Тогда девочки не будут к тебе приставать, раз уж им никак спокойно не сидится.
Хедвиг вздыхает. Они с Линдой медленно собирают вещи. Переезд завершён, Хедвиг садится с Йоном. В ноздри проникает запах коровника.
Учитель продолжает читать.
Но вскоре вскакивает Линда.
– Отстаньте! – шипит она Эллен и Карин.
Эллен разводит руками:
– Мы ничего не делали!
– Ага, а кто же меня ущипнул? – спрашивает Линда.
Учитель швыряет книгу на стол.
– Неужели последний день перед каникулами нельзя посидеть тихо? Чем вы там занимаетесь, вы двое?
– Ничем! – возмущается Карин. – Мы ничего не делали!
– Но меня кто-то ущипнул! – говорит Линда.
– Учитель, я не хочу сидеть с Хедвиг! – пищит Йон.
– Это ещё почему?
– От неё пахнет мылом. Мама говорит, что у меня от мыла астма.
Учитель покраснел, как головка рождественского сыра, кажется, ещё секунда – и он взорвётся.
– Я не хочу сидеть перед ними, – бормочет Линда, сердито глядя на Эллен и Карин. – Только отвернёшься, а они щипаются.
– Неправда! – шипит Эллен.
Учитель трёт виски и закрывает глаза.
– О’кей, – говорит он. – Сделаем вот как. Эллен садится с Йоном.
– Нет! – пищит Эллен.
– Карин садится с Патриком, – продолжает учитель. – А Хедвиг и Линда могут занять парты Карин и Эллен, если обещают после каникул быть умницами и не болтать.
– Да! – кричат Хедвиг и Линда. Они вскакивают и опять собирают свои вещи.
Остальные ученики целую вечность ждут, когда учитель продолжит читать.
В конце концов Линда и Хедвиг садятся рядом. В животе всё поёт от счастья.
– Ну вот, – говорит учитель. – Замечательно.
За окном падают снежинки, а он читает им дальше длинную историю о том, как родился на свет Иисус. Самое удивительное, что найти Христа волхвам помогла звезда. Они просто шли за ней и ни разу не заблудились!
– Хотя это, конечно, была не обычная звезда, – говорит учитель. – А Вифлеемская – самая большая и яркая из всех звёзд.
И, придя в Вифлеем, мудрецы обнаружили в яслях Христа, совсем ещё маленького и сморщенного. Ангелы пели, пастухи играли на флейтах, и все кричали от радости.
Вдруг Линда ахает.
– Что такое? – шепчет Хедвиг.
Линдины глаза блестят.
– Я только что поняла, кто меня ущипнул.
– Кто?
– Я сама!
Хедвиг не может сдержаться. Если она не рассмеётся, её тело разорвётся на маленькие кусочки. Линда тоже не может больше терпеть. Они хихикают всё громче и громче, и вот уже весь класс обернулся и смотрит на них.
Учитель медленно опускает книгу. Он пронзает их взглядом, чёрным, как грозовая туча.
– Вы только что обещали сидеть тихо! – говорит он.
А Линда и Хедвиг всё хохочут и хохочут.
– Да, – отвечает Хедвиг. – Но…
– Но что?
– Но… мы обещали сидеть тихо только после каникул!
Учитель роняет голову на стол.
– Я больше не могу, – говорит он. – В этом году всё. С наступающим Рождеством.
– С наступающим Рождеством! – кричат дети и вскакивают из-за парт.
За несколько секунд класс пустеет. Только учитель всё так же сидит за своим столом, наслаждаясь тишиной и одиночеством.
Каникулы – наконец-то! Длинные белоснежные каникулы, пахнущие мокрыми варежками, камином, ёлкой и чисто натёртыми полами. Каникулы без Эллен и Карин и без пустой парты, которая с немым упрёком смотрит на Хедвиг, напоминая о том, что она расквасила человеку нос. Да, здорово будет отдохнуть от всего этого.
