Кира просто шла и дышала листвой, медовым дымом, доносящимся от границы садов. Умиротворение и покой. Между островками-башнями Кира даже отыскала качели. Да-да, висящие прямо над пропастью, на нешуточной высоте. Здесь, на Скеррихе это было обычным делом.
Конечно, она села качаться. И это был почти полёт.
Влада сюда она, конечно, позвать не сможет. Но Димку?
А Димку звать с собой не хотелось. Будто выросла между ними стена. Они стали ближе, очень, очень близки. Но — совсем иначе. Думать от чего так выходит, не хотелось. Что-то в этом было такое, неправильное, слегка ненормальное. Словно Кира вдруг обнаружила в своей психике, в своей натуре некий изъян, которого раньше не замечала. И это было связано не только с рыжим, но и с Владом. С Владом, с которым и так всё было обострено до предела, а, значит, разбираться можно будет только потом. Когда он встанет на ноги. Не раньше.
* * *
Сначала Влад отказывался от прогулок в таком плачевном виде. Потом — смирился. Говорил, что раз не может видеть, то пусть хоть свежим ветром надышаться получится. Да и Кира заслужила экскурсию по особенно любимым им местам.
Осенний Скеррих был трогательно красив.
Полупрозрачный воздух был похож на украшения из дымчатого стекла: иногда чуть золотистого, иногда — серого, на закате — тёплого оттенка розового. Кроны растущих у Кириного фонтана деревьев окрасились во все оттенки меди и ржавчины, а вьющаяся листва — в лиловый и бирюзу. Пахло увяданием и смолистым дымом из многочисленных курильниц, что местные расставляли в самых неожиданных местах.
Иногда гуляли вчетвером, тогда Тони катил кресло Влада, а Кира шла рядом с Катькой, которую не могли удержать дома ни хромота, ни откровенное пренебрежение Корнилова, который отчего-то переменил к ней отношение столь резко, что Киру коробило.
— Ой, не бери в голову, — сказала сама подруга. — Он привык быть самым крутым везде и всегда. А теперь Антон его как мешок с барахлом таскает, вот он и бесится.
Кира бы даже поверила, это было вполне в характере Влада. Вот только раздражался он не на Антона. С ним он наоборот успел сдружиться. Ему разонравилась — почти до отвращения — именно Катька.
«А ведь он с ней спал!» — вопияло некстати прорезавшееся собственническое чувство.
Может быть, в этом и было дело? Оказаться в зависимом положении от мужа своей любовницы? Оказаться слабее его?
Кира собирала самые красивые опавшие листья в букет. Потом, задумавшись, изобразила нечто вроде венка и даже водрузила на свою растрёпанную голову.
— Кикимора болотная, одна штука, — не удержалась от комментария Катька. — Ты бы ещё замшелую кочку на башку примотала…
— Сфоткайте её, — распорядился Влад.
— Зачем? — фыркнула Катька.
— Мне кажется, Кира сейчас выглядит красиво, а ты завидуешь. Вот я и хочу потом посмотреть.
Потом…
Это «потом» висело над ними постоянно. Необязательно было даже озвучивать. Потом — это когда Владу станет лучше настолько, чтобы лететь на Айфер. Потом — это конец их вынужденной изоляции на этой безумной планете, таившей жестокость за хрупкой красотой. Потом — это возвращение к свету, зрению, возможно, всей потерянной жизни. Кира пока не понимала, какое место в этом «потом» предназначено ей. Быть может, вовсе никакого. Вернётся к сестре и дочери и забудет обо всём. Или не забудет. А станет рассказывать в старости как о примечательнейшем приключении минувших лет.
— Я сфоткал, — сообщил Тони.
Кира пожала плечами и, обогнав друзей, взобралась на каменные перила возле фонтана.
— Там тоже сфоткал, — прозвучало вслед.
Влад рассмеялся. Катька что-то ему ответила, вызвав уже ставшую привычной колкость. Прислушиваться к их пикировке Кире было неприятно, поэтому она просто разулась и свесила ноги в серебристо-лиловую воду, стекавшую по каменным желобам. Было чуть-чуть прохладно, но не настолько, чтобы испортить удовольствие.
Словно во сне
Я соберу слова,
Что напрасно разбрелись. Словно во сне
Небо в огне,
Сонно шумит листва
Соберу слова с собой наедине
Реки бегут.
Разве о том грустить?
Не дано иного, вот и бегут.
Видно не тут
Хочет меня впустить
Путь от неба до неба
Через леса.
Я поищу, ведь всё может быть…
________________
* песня Хелависы
— Кир?
Тони положил ей на плечо широкую ладонь, а то, замечтавшись, и не заметила бы.
— Мы пройдём чуть дальше, посмотрим, куда впадает вода. Говорят там пруд, но…
— Коляска не проедет, да, — кивнула Кира.
— Не скучайте здесь.
Катька с Антоном удалились и, судя по поджатым губам подруги, Владу таки удалось задеть её за живое.
Сам он сидел с полностью равнодушным видом, но Кира уже научилась различать тонкие оттенки выражений этого ледяного лика. Удовлетворённый результатом спора. Вполне.
— Зачем ты её достаёшь? — прямо спросила Кира.
— Она меня раздражает, — так же честно ответил Корнилов.
— Она осталась, чтобы помогать…
— Она осталась, чтобы почесать собственное эго. Кира, неужели ты сама этого не видишь? Она помогает, да. Руками Тони. И ты так ей благодарна за это, что позволяешь ей запинывать сапогами твою и без того заниженную самооценку. Тони, кстати, делает то же самое. Я не знаю, зачем вам этот монстр, которого вы вскормили из обычной, в сущности, хоть и милой девушки. Но результат впечатляет.
Кира даже головой потрясла. Она что, правда, услышала вот это? От Влада Корнилова?
— Катька крутая, — сказала неуверенно. — Умная, красивая, смелая. Добрая.
— Второе точно мимо, — краешком губ усмехнулся Влад. — Злая она и эгоистичная мерзавка. Смелая? Скорее, опытная и достаточно хорошо подготовленная для того, чтобы знать, что справится с нестандартными проблемами. Умная? Не знаю, ум бывает разный. А вот красивая — это да. Этого не отнимешь. Особенно, если понимаешь, что это не успешная пластика, а генетика и образ жизни. Мимо этого трудно пройти.
— Так ты поэтому с ней… на неё…Вы поэтому? — так и не сумела подобрать слова Кира.
— Изначально братец мне обещал тебя, — цинично и откровенно признался Влад. — Катька показывала ему твои фото. Он делился со мной. Мне понравилось. Ты показалась достаточно нежной и таинственной для Скеррихского романа.
Кира смотрела на него, не в силах что-то сказать, как-то прокомментировать этот бред поядовитей. Просто смотрела на безупречное лицо, по которому сейчас вольно бродили свет и тени от колыхавшихся под ветром крон.
