Лукас низко опустил голову. Только теперь он понял, что не ему быть судьей своему отцу. Кто измерит чашу страдания, которую он выпил? И уже не жгучие слезы гнева, а благодатные слезы любви застилали ему глаза.
— Прости меня, отец! — сказал он. — Теперь … только теперь я понял, что больше всего страданий выпало на твою долю…
Орланду положил руку на плечо сына. Как хорошо было чувствовать рядом с собой это плечо!
— Я страдал, сынок, это верно. Очень страдал. Но если быть честным, то не из-за вас, не из-за коллег… Больнее всего была невосполнимая утрата, То, что я потерял… Смерть твоей мамы… Она была такой молодой, она была такой красавицей, она была первой моей любовью…
Потом он привлек к себе Илду и добавил:
— Много лет я жил один и не в силах был помыслить ни об одной женщине, пока Бог не послал мне вот эту. Она спасла меня, вытащила из черной ямы, и я ее люблю.
— Жизнь есть жизнь, — присоединила свой голос к словам Орланду Илда. Она уже не сердилась, она хотела утешить и обласкать Лукаса, в котором видела сына, — поставим на этом точку. Вам пора примириться окончательно и навсегда. Подайте друг другу руки, отец и сын, обнимите друг друга. Теперь успокоиться и Клара. Теперь вы сможете ей все рассказать. Лижия! — позвала она дочь. — Мне кажется, что мы все заслужили фрукты с мороженым.
Они сидели за уютным столиком, они чувствовали себя семьей, которая преодолела в житейском плавании очередной порог и стала еще крепче.
А Аманда, о которой продолжало болеть материнское сердце? Заблудшая овца, отвергшая благодатный кров семьи?
Аманда же тем временем собиралась вместе с Силвейрой вернуться в Маримбу.
— Отнесите чемоданы в мою машину, — командовал Силвейра. — Мы спустимся через пять минут.
Носильщик с чемоданами вышел, и Силвейра обратился к Аманде:
— Ты, наверное, поняла, что я хотел сказать тебе несколько слов до отъезда…
Аманда пристально смотрела на него.
— Пообещай мне… — начал он.
— Обещаю, даже не спрашивая, что именно, — ответила Аманда, — я с тобой так счастлива!
— Обещай, что убьешь меня, когда разлюбишь, — закончил он.
Аманда замолчала, долго смотрела на своего любовника и наконец произнесла:
— А мне кажется, ты хочешь совсем другого… Ты предупреждаешь меня, что когда разлюбишь, то убьешь без всяких колебаний!
— Ты не права, принцесса! Я буду любить тебя всегда, — сказал Силвейра. Открыл дверь, пропустил Аманду и вышел за ней следом.
Глава 12
Просыпаясь ранним утром, Шику мысленным взором окидывал долгий день, который сулил ему бесконечную череду забот, и радовался им. Чем больше выпадало ему дел, тем счастливее он себя чувствовал. Ему казалось, что он уже строит семейную жизнь с Селеной, обустраивает гнездо, в которое она должна вот-вот вернуться.
Стоило ему открыть глаза, как он думал: а что, если сегодня? И сердце у него радостно замирало.
— Камила не привыкла, что у нее во дворе хозяйничает мужчина, и с удовольствием видела, как быстро и споро достраивается сарай, как растет поленница наколотых дров, как ровно ложатся в амбар мешки с овсом для Аризоны.
Даже Аризона повеселел с появлением в доме Шику. Он позволил гостю седлать себя, и вечерами
Шику уезжал часа на два, на три, прогуливая по окрестным равнинам застоявшегося коня.
Перед сном Камила приходила пожелать спокойной ночи Аризоне и говорила ему:
— Я прекрасно знаю, что я не святая и не понимаю, что ты говоришь. Но может быть, ты меня понимаешь? Тогда помолись святому Георгию, своему лошадиному покровителю, чтобы Селена побыстрее выздоровела и вернулась домой. Мы ее ждем. Хорошо, Аризона?
Потом Камила пила успокоительный чай. Одну чашку, две, три, и долго еще ворочалась с боку на бок, вздыхая и приговаривая:
— Разболелось у меня сердце, жаль мне бедного парня, такой он хороший и так мою Селену любит. Тоже небось не спит, мучается, о ней думает. Господи! Сохрани мою Селену, убереги ее! Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Бывало, что, несмотря на успокоительные чаи, проворочается она всю ночь и только к рассвету уснет.
Вот и в этот вечер Камила все пила чай и молилась, а когда собралась улечься спать, вдруг услышала урчание мотора у ворот.
— Кто это к нам пожаловал в такую поздноту? — проговорила она, вздохнув. — Доченька! — вскрикнула она в следующую секунду и кинулась обнимать Селену, явившуюся на пороге.
— Ну вот, дочь я вам доставил, уже поздно, завтра приеду и поговорим, — говорил между тем Билли, здороваясь и прощаясь одновременно.
— Погоди, не спеши, попей кофейку, — уговаривала его Камила, не выпуская из объятий свою ненаглядную дочку.
Шику стоял у двери в комнату, дожидаясь, когда до него дойдет очередь, когда Селена обнаружит приготовленный ей сюрприз. Сам он глаз от нее не мог оторвать — выглядела она прекрасно, еще больше похорошела.
— Как я по тебе соскучилась, мамочка! — говорила, целуя мать, Селена.
— А ты посмотри, кто там еще без тебя места не находит! — сказала Камила, показывая на Шику.
— Кто? — Селена посмотрела в сторону Шику и вопросительно перевела глаза на мать, потом на Билли.
— Я же тебе говорил, Шику, комиссар Шику, — зашептал он ей на ухо.
— Мама, ты извини, но после больницы у меня провалы в памяти. Билли мне много чего рассказал, но сама я ничего не помню. А комиссара ты к себе вызвала, чтобы он тебе тут помогал? Ты кого-то боишься? — Селена с беспокойством посмотрела на мать, а у той мурашки поползли по коже от ужаса — Селена! Что сделалось с ее Селеной?
Шику тоже окаменел от неожиданности, от нелепости происходящего. Он был словно в дурном сне, словно в пригрезившемся ночью кошмаре.
Улыбающаяся Селена в нарядном платье уговаривала Билли, явно не желая его отпускать:
— Останься. Не спеши! Куда тебе спешить? Побудь с нами!
В глазах ее, обращенных на Билли, светилась такая неприкрытая нежность, если не сказать больше, что Шику почувствовал настоящую боль в сердце.
А Билли было явно не по себе.
— Я поеду, — настойчиво повторял он, — я очень соскучился по сыну.
— Можно тебя на минутку? — Шику вышел из полутьмы и подошел к Билли. Тот кивнул, и они направились было к двери, но Камила провела их в гостиную — Здесь вам будет удобнее, — сказала она, прикрыла дверь и вернулась к Селене.
— Если бы ты видела, мама, — слышался мелодичный восторженный голос, — какие Билли устраивал мне прогулки! А платье? Это он мне подарил такую красивую обнову! Шику страдальчески смотрел на Билли.
— Объясни, что с ней. Я не понимаю. Неужели от того, что ударишься головой, может разом отшибить всю память?
