Однако на улице Жади наткнулась на двух охранников, которым было приказано не выпускать её. Сказки закончились, и Жади поняла, что оказалась в ловушке — она была в новом доме пленницей, хотя ей к этому не привыкать.
— Я не могу ни с кем поговорить?! Я хочу позвонить дяде Али, сказать Зорайде, что доехала! — в исступлении кричала Жади на ни в чём неповинную служанку.
— Но хозяина нет! — развела она руками.
— Он мне не хозяин! Надо мною нет хозяина! — закричала Жади и выпроводила служанку из комнаты.
Она достала из тумбочки свой амулет. Никто не запретит ей прожить то, что предначертано, никто… Не зря камень вернулся к ней, это сигнал, предупреждение…
«Когда этот камень вернётся к тебе, — говорила когда-то Зорайде, — начнёт исполняться твоя судьба: прошлое и будущее устремятся навстречу друг к другу и встретятся, как две реки. Я вижу двух мужчин в твоей жизни. Саида здесь нет, я вижу Лукаса и другого, но не могу рассмотреть его лицо, он как тень, оторвавшаяся от тела, тень, парящая за своим телом. О Аллах, что бы это могло значить?»
Что бы это ни было, но Лукас здесь, в моей судьбе. И всё, что происходит со мной, будет происходить… Это дорога к нему… – думала Жади.
Она смотрела на свой амулет, вспоминая предсказания Зорайде: «Никто не изменит начертанного Аллахом».
Жади пришла в гостиную, где вторая жена лежала на диване. Рания была очень расстроена. Кадижа показала ей комнату матери, и вторую жену начала обуревать зависть. Эта комната красивей, чем моя, — подумала она. У неё больше золота, чем у меня, — возмутилась Рания, увидев шкатулки с драгоценностями первой жены.
Неужели её телефон тоже заблокирован? — спросила себя Жади, глядя на Ранию.
— Ты уже звонила домой, сказала, что прилетела? — попыталась она выяснить интересовавший её вопрос.
— Нет, я буду звонить вечером, когда приедет Саид. Хочу, чтобы он тоже поговорил с моей семьёй. Жади, а почему у тебя только одна дочь?
— Не знаю. Аллах дал нам лишь Кадижу, — Жади улыбнулась.
— А я хочу подарить Саиду много детей и только мальчиков. Я заполню этот дом мальчиками, ему же хочется иметь сыновей? — с детской непосредственностью спросила Рания.
— Думаю, да. Он покроет тебя золотом, если ты родишь ему сыновей.
— Да поможет мне Аллах!
— Рания, ты хотела бы стать первой женой? — в лоб спросила Жади.
— Я… Но я и так очень довольна… — слукавила вторая жена.
— Но ты бы хотела стать первой? – настаивала на ответе Жади.
— Какая женщина не хотела бы…
— Кто знает, может, ты и станешь первой, — с улыбкой намекнула Жади.
— Но как? — заинтересовалась Рания.
— Не спрашивай меня… Но если мы действительно будем подругами, если я смогу доверять тебе, как сестре…
Рания кинулась к Жади с радостной улыбкой, но тут пришёл Саид. Он позвал Жади за собой, вторая жена осталась в гостиной.
— Мы пленницы здесь?! Мы не можем выйти, позвонить! — закричала Жади мужу.
— Ты переживаешь, что не удалось поговорить с ним… Ты узнаешь всё, что тебе нужно. Маиза придёт ужинать к нам сегодня вечером. Спросишь у неё, — злобно ответил муж и отправился к брату.
Ждать Мохаммеда ему пришлось возле его дома. Латиффа не пустила его, поскольку пускать в дом чужого мужчину, пусть даже и родственника, грех. Саид понимал её. Если бы у него была такая жена…
— А почему не пришла Жади? — спросила Латиффа.
— У неё много дел по дому, и мы ждём вас всех к себе в гости, — невозмутимо отозвался Саид.
— А не приехала ли Амина? — с тревогой поинтересовалась Латиффа.
— Нет, но приедет, — сказал Саид.
И зря. Латиффа тотчас начала обвинять Назиру в том, что она хочет женить Мохаммеда на сестре Рании. Саид вздохнул и пришёл к выводу, что скоро жена брата будет похожа на скандальную Дунию — жену дядюшки Али.
— Жади портит всем жизнь и не замечает этого. Она живёт, как на Западе. Там думают только о себе. На Западе все пренебрегли семейными ценностями ради удовлетворения собственных желаний. Мы же, напротив, пренебрегаем собственными желаниями во имя семейных ценностей, — вздохнул дядюшка Али в разговоре с Зорайде.
Жади стала для дяди постоянной головной болью. Особенно теперь, когда Саид взял себе вторую жену из очень уважаемой в Фесе семьи. Если Рания что-то узнает о Жади, то эта новость разнесётся вокруг с быстротой молнии, и тогда дядюшке Али и всей семье не избежать позора. Дядюшка сожалел о том, что не взял племянницу к себе на воспитание сразу после смерти отца, пожалел её мать.
— А что будет, если Жади добьётся развода? — с опаской спросила служанка.
— Я откажусь от неё! — жёстко ответил Али.
Лукас поужинал и хотел немного отдохнуть, но Маиза нарядилась для визита к Саиду и нарушила покой своего благоверного.
— Хочешь передать что-нибудь Жади? — спросила она, как бы между прочим.
— Что?!
— Я ужинаю дома у Саида, чао!
— Маиза! — крикнул Лукас опомнившись.
Но торжествующая жена уже исчезла.
В гостиной Мел посвящала Шанди в подробности французской истории. Маиза спустилась по лестнице и тотчас набросилась на дочь.
— Ты слишком много занимаешься ерундой с охранником и совсем забросила свои занятия! — закричала она.
Скандал продолжился в кабинете, куда перешли мать и дочь.
— Ты не понимаешь меня! — возмущённо ответила Мел.
— Это ты не понимаешь саму себя и меня заодно! Ты не любишь себя и так низко ценишь себя, как женщину, что решила, будто твой максимум — это охранник! — всё больше распалялась Маиза.
— На его месте мог быть любой! Первый человек, который посмотрел на меня и полюбил такой, какая я есть, первый же! — закричала Мел в ответ со слезами отчаяния.
— Да, подростки часто чувствуют дефицит любви, позже ты научишься лучше понимать чувства других, особенно мои. Ты тоже любишь меня совсем не так, как я хотела бы!
— Я люблю тебя больше, чем ты меня!
— Ты тоже не понимаешь меня. Не знаешь, что я сейчас чувствую, что пережила. Считаешь меня пустой, эгоисткой… Ты не привязана ко мне. И твердишь, что я не участвую в твоей жизни, но ты тоже не участвуешь в моей: я стою на грани развода, этот дом рушится, а тебе на всё наплевать! Ты даёшь уроки Шанди, и целый день проводишь лишь с ним! — предъявляла Маиза свои претензии.
— А я не хочу вмешиваться в ваши отношения! И никогда больше не желаю слышать, что вы, прожили эти годы только ради меня! — у Мел началась истерика.
— Своего отца ты обожаешь! С ним ты другая! А он самый большой эгоист в этом доме!
