Дагмар неотрывно смотрел ей в глаза.
– Ты бросилась со скалы?
– И на мгновение испытала самое прекрасное в своей жизни чувство. Я стала свободной. Я не падала… по крайней мере, это не ощущалось как падение. Скорее, я плыла. Остались только покой и тишина. Я была уверена, что у меня получилось. А потом ударилась о воду.
Оба помолчали.
– Было так холодно. Пронзительно холодно и больно… Я болтала ногами, гребла руками. Утонуть было трудно… К сожалению, я умела плавать.
– Почему… к сожалению? – спросил Дагмар, но Тень не ответила. Она знала, что он понимает.
– Я делала это снова и снова. Всякий раз, когда облака окутывали скалы, я прыгала вниз.
– Зачем? – упрямо спросил он.
– Затем, что чувство полета стоило боли падения.
Дагмар перевел взгляд на ее губы, и у Тени чаще забилось сердце.
– К тому же падение не угрожало жизни, – добавила она.
– А вдруг в один из дней… это случилось бы, – едва слышно произнес Дагмар.
– Мы живем не для того, чтобы терпеть. Мы терпим для того, чтобы когда-нибудь… начать жить. Я многое вынесла, а по-настоящему жила всего несколько мгновений.
Набрав в грудь воздуха, она приготовилась еще раз броситься со скал. Она знала, что будет больно, и знала, что стоит рискнуть.
– Я как-то сказала… давным-давно… что не хочу с тобой ложиться. А ты сказал, что никогда бы об этом не попросил, – выпалила она.
– И не попрошу, – прошептал Дагмар, но Тень уже не могла остановиться.
– А теперь мне хотелось бы лечь с тобой. Я мучаюсь от желания. Но эту муку я способна вынести… и вынесу ее с радостью… если смогу просто быть рядом с тобой. Ты мой самый близкий друг.
– Прошу тебя, – взмолился он. – Пожалуйста, не говори так. Ты сделаешь наши отношения невозможными.
– Слова сказаны, – пробормотала Тень и закрыла глаза, чтобы не видеть его смятения. – Но это всего лишь слова. Ты можешь просто не обращать на них внимания.
Она услышала движение, почувствовала близость его тепла, а потом его губы коснулись ее опущенных век. У нее перехватило дыхание, и, не веря своему счастью, она кончиками пальцев дотронулась до его шершавых щек. Тень сохраняла присутствие духа, когда думала, что Дагмар к ней равнодушен и это нельзя изменить, а теперь испугалась. Оказалось, не она одна живет в это мгновение по-настоящему.
Дагмар учащенно дышал, и запах мужчины наполнил ее ноздри. Тень знала, что они больше не будут говорить о любви. Он не подойдет так близко, его дыхание не коснется ее лба, и она не ощутит пальцами биение его сердца. Потом он коснулся губами ее губ. Поцелуй был легче капли дождя, и Тень сжала ладонями его лицо, не отпуская от себя. На одно биение сердца оба замерли, соприкасаясь губами, а потом Дагмар начал произносить слова молитвы послушника.
– Я не умею видеть, язык мой – враг мой, – шептал Дагмар, и его слова щекотали ей губы.
– И плоть враг, а сердце – предатель, – продолжила Тень и ощутила его удивленный вздох. Дагмар не ожидал, что она присоединится к нему.
– Я вычерню свои глаза, а уста замкну. – Он говорил так тихо, что она чувствовала только шевеление воздуха на своих губах.
– И позволю рунам вести меня по путям праведным, – бормотала Тень.
Губы соприкасались, и слова получались невнятными.
– Никто за мной не последует. Никто не поведет. Никто меня не спасет. Никто не освободит меня. – Последние строфы они произнесли вместе, шепотом; их губы соприкасались в молитве, а потом она кончилась, и завершился поцелуй. Она отступила на шаг, потом другой, пока их не разделили тени и к ней не вернулись силы, чтобы уйти прочь.
– Спокойный ночи, хранитель. Отныне я тоже изо всех сил буду беречься тебя.
На этот раз Дагмар не протестовал и позволил ей уйти.
– Спокойной ночи, моя Тень. – В его голосе прозвучала горечь.
Она понимала, что он хотел бы все объяснить получше, но в этом не было необходимости. Его сердце уже было разбито, и он боялся, что его любовь используют против него и против тех тайн, которые ему доверены.
Она понимала. У нее тоже имелись тайны. И их тоже нужно было хранить. Но Дагмар смотрел на нее теми же глазами, что и она на него, и это радовало Тень.
* * *
Каждый год после уборки урожая и до наступления холодов проводился королевский турнир. Ярлы кланов со своими воинами прибывали на Храмовую гору, чтобы принять участие в целом ряде состязаний, помериться силой и сноровкой и выявить самый свирепый из кланов. Победители турнира становились героями легенд – как правило, они же их первыми и распространяли. Храмовая гора на пару недель превращалась в гигантский муравейник. На ветру хлопали огромные цветные полотнища – зеленое, золотистое, красное, оранжевое, синее, коричневое и, конечно же, лиловое, принадлежащее хранителям Сейлока.
Флаги развешивали и на стенах замка. Они реяли, приветствуя народ, совершавший ежегодное паломничество на всенародное гулянье. Ворота храма распахивались; хранители благословляли, давали советы, молились и отпускали прегрешения. За время празднеств сотни людей, добившихся аудиенции у хранителей, получали «новую жизнь», отпущение грехов и отмену приговоров. Законы в Сейлоке издавал король, а ярлы их исполняли, но хранители имели право на то, чтобы миловать.
В кланах правосудие вершили быстро и сурово, и на самом деле очень немногим из обвиняемых или приговоренных удавалось добраться до храма, претендовать на убежище или испросить аудиенцию. Прощались обычно духовные прегрешения и лишь изредка настоящие преступления. Но в дни королевского турнира, когда открывались ворота храма, по меньшей мере одному печально известному преступнику даровали помилование.
Король повелел, чтобы дочери кланов, уже проведшие в храме более года, присутствовали на состязаниях вместе с ним и принцессой Альбой. Хранители решили, что каждая дочь, одетая в лиловый цвет храма, будет держать флаг своего клана, вдохновляя участников турнира и указуя народу, что все хорошо, даже в дни войны. Король даже согласился, чтобы в руках у Альбы развевался золотистый флаг Адьяра, клана ее матери, так что каждый клан был представлен.
Байр ожидал состязаний с большим нетерпением. На предыдущих турнирах ему приходилось мыкаться в толпе зрителей или следить за соревнованиями с парапета стен замка, сгорая от желания помериться силой и ловкостью с другими мужчинами.
Но в этом году ему исполнилось четырнадцать лет, что в Сейлоке считалось возрастом зрелости, и он получил право участвовать в турнире. Поскольку Альба с дочерьми храма собирались наблюдать за состязаниями в компании короля и его стражников, Байр намеревался принять участие во всех видах соревнований. Клана у него не было, но имелись покровители – в его случае хранители Сейлока – и средства на вступительный взнос, поэтому он мог заявиться на все состязания, куда успеет. Он уже посвятил свои награды храму и дочерям Фрейи. Мастер Айво заверил Байра, что он одержит победу, и уведомил, что братия «в благочестивых позах будет наблюдать, как он сокрушит соперников». Дагмар настоятельно просил племянника не хвастаться и не выставлять напоказ свои способности, но тоже дал свое благословение.
