– Ты не хочешь, чтобы я входила к тебе в комнату? – пискнула Тень. Она так удивилась, что поначалу даже не обиделась.
Дагмар молчал.
– Я никогда не заходила к тебе, хранитель. Никогда не трогала твоих вещей и не брала того, что принадлежит тебе. Зачем тебе это понадобилось?
Он не ответил, опустил глаза, не в силах выдержать ее взгляда.
– Ты беспокоишься, что я могу коснуться твоей кожи, пока ты спишь, и превратить тебя в привидение… такое же, как я? Или, быть может, ты оберегаешь себя от козней женщины? – Тень злилась, чувствуя, как слезы закипают в груди, поднимаются к горлу и вот-вот выступят на глазах, показав ее слабость.
– Да, – прошептал он. – Именно этого я и берегусь.
Тень отвернулась, пряча боль, которую он ей причинил.
– Тогда спокойной ночи, – сказала Тень, чувствуя себя нелепой и еще более одинокой, чем в пастушьем домике в те времена, когда она пасла стадо на западных склонах. Даже изо дня в день общаясь только с овцами, она не ощущала такого одиночества.
– Тень! – Голос его звучал натянуто, и она понимала, что он не хотел ранить ее. Однако ранил, и Тень, не оборачиваясь, еще раз пожелала хранителю спокойной ночи.
Ей показалось, что он вздохнул, но Тень уже шла по длинному коридору, в конце которого через окно подмигивала луна. Никто не выглянул из дверей посмотреть, как она уходит. В этом крыле Дагмар спал один, по обе стороны тянулись одинаково унылые пустые комнаты. Она часто думала, почему Дагмар живет отдельно, и как-то раз спросила его. Он объяснил, что переехал сюда, когда Байр был ребенком, чтобы малыш не тревожил криками сон хранителей. И так и не вернулся на прежнее место, хотя Байр давно уже жил не с ним.
Возможно, он берегся не только от нее. Но плакала из-за этого только она. По винтовой лестнице Тень спустилась в анфиладу темных проходов, ведущих к галерее святилища. Канделябры на стенах горели, и в отсветах их пламени мерцали росписи минувших веков. Они будто двигались, будто под поверхностью фресок шла своя, нарисованная жизнь. Женщина знала, что Дагмар идет сзади, чувствовала его сожаление и вину, душившие его, но продолжала огибать галерею все убыстряющимся шагом, пока он не попросил ее остановиться.
– Тень. Прекрати. Прошу тебя.
Она остановилась, но лицом к нему не повернулась.
– Ты наверняка должна понимать, что я чувствую, – пробормотал он.
– Ты выразил это предельно ясно.
Он почти неслышно простонал.
– Я так не думаю.
– Я обуза. Я больная.
– Не совсем так, – проворчал Дагмар.
Когда он заговорил снова, голос его звучал тихо, и Тени пришлось напрячь слух, ведь она все так же стояла к нему спиной.
– Мастер Айво предупреждал, что я могу влюбиться в тебя. Но предупредить о любви – все равно что озарить ее ярким светом. С того дня я и берегусь тебя.
– Почему тебя нужно было предупреждать? Я так опасна? – Тень повернулась к нему, используя негодование, чтобы скрыть стыд.
Плечи Дагмара поникли, он устало опустил голову.
– Тень, ты женщина. Я мужчина. Прошу тебя, давай не будем притворяться.
– Давай. Конечно, не будем. Поговорим начистоту. Что ты хочешь сказать?
Небесно-голубые глаза Дагмара смотрели мимо нее, в темноту, и в груди у Тени закипало раздражение, пальцы сжимались в кулаки. Он был добр. Очень долго он был очень добр. Уравновешен, надежен и прост. Она не хотела его ломать. И не хотела, чтобы он сбежал, но больше не могла выносить его отстраненности.
– Дагмар, посмотри на меня, пожалуйста.
Стиснув челюсти, он неуступчиво опустил веки.
– Ты будишь во мне желание, чтобы на меня смотрели, – сказала она, и его обжигающий взгляд метнулся к ее ищущим глазам.
– Я всегда смотрел на тебя, Тень.
На мгновение наступила тишина, тяжелая, полная неопределенности тишина, какая бывает перед потопом.
– Да. Смотрел. И я… полюбила тебя… за это. Никто меня об этом не предупреждал.
– Я хранитель Сейлока. Я не могу… не должен… отвечать на твою любовь.
– Я тебя не прошу… хотя… ты глупец, если думаешь, что любовь можно запретить.
– Но от нее можно воздержаться, – печально возразил он.
– Хранители оставляют дом и семью. У них нет жен. У них нет детей. Вы платите очень высокую цену за жизнь в храме, – сказала Тень.
– Да. И за любовь приходится очень дорого платить. Редко можно обрести и то и другое. Мы цепляемся за одно и отвергаем другое, либо пренебрегаем одним ради лучшего служения другому. Любовь мешает нам использовать силу рун, необходимую для наших целей, она делает нас уязвимыми. Мы не должны делать того, что дает рунам власть над нами. Наоборот, мы должны властвовать над рунами.
Она впервые поняла, почему хранители Сейлока отгораживаются стенами храма и живут вне кланов. Любить – значит отдаться во власть кого-то еще. Любить – значит быть управляемым.
– Когда родился Байр, я был уверен, что меня выгонят из храма. Любовь к ребенку перечеркивала верность храму. Я был верен и предан мальчику. Таким и остался. Ради его спасения я бы отказался от своей силы. И все же… Айво разрешил нам обоим остаться, – сказал Дагмар. В голосе его звучало удивление.
– Он разрешил остаться и мне.
– Да. – Хранитель выглядел потрясенным, словно сходство ситуаций только что дошло до него. – И теперь ты одна из нас.
– Хранительница Сейлока, – произнесла Тень и рассмеялась. Служанка, пастушка, а теперь хранительница. Хранительница тайн и несбывшихся желаний. – Ты навсегда останешься хранителем, Дагмар?
– Я всегда об этом мечтал.
– Почему? Ты мужчина… Можешь пойти куда угодно. Чем угодно заняться.
Дагмар усмехнулся.
– Мы все чем-нибудь связаны. Я предпочитаю быть привязанным к храму, а не к клану.
– Мы все чем-нибудь связаны, – повторила Тень. – Но я не одна из вас, Дагмар. Я не верю в ваших богов, и я здесь не потому, что боюсь любви. Я не привязана ни к вашему храму, ни какому-либо клану.
– Тогда почему ты здесь? – В его голосе угадывалась неуверенность. Он явно боялся услышать ответ, боялся, что она скажет: из-за тебя.
Тень находилась в храме из-за привязанности к ребенку. Но не обмолвилась об этом ни словом. Она сказала другую правду.
– Когда я была маленькой… немногим старше Альбы… помню, как сильно мне хотелось слиться с облаками… казалось, что именно там мое место. Я воображала, что могу уйти в небо и стать невесомой дымкой. Частью чего-то большего, чем я. Возле дома, где я жила, над скалами собирались облака. Как-то днем я изо всех сил разбежалась и бросилась с обрыва, надеясь, что эта белоснежная вата поглотит меня. В конце концов, я же тень. – Она грустно улыбнулась. – Так верилось, что я стану частью этого. Что найду свое место.