* * *
– Боюсь, мы возвели на трон человека в маске, – проворчал Айво.
Он заранее попросил Дагмара остаться, когда остальные покинут святилище. После коронации минуло несколько недель, и на Храмовой горе кипела бурная деятельность. Новый государь означал новую политику, новые правила и новые неудобства. Банрууд готовился к войне неизвестно с кем, и его воины постоянно упражнялись, все больше и больше мешая и богослужениям, и мирным размышлениям на прилегающей ко дворцу территории. Хранители – или храм – Банрууда почти не интересовали, хотя один раз он искал общества Айво, чтобы вопросить богов. Его мучили плохие сны.
– Он боится призраков, бледных привидений, способных украсть у него душу… и дочь, – сообщил Айво. – Его люди постоянно высматривают призраков. Я сказал ему, что боги послали принцессе защитника в лице юного Байра. Похоже, мои слова королю не понравились. Он потребовал, чтобы принесли жертву Одину и над каждой дверью начертали тайные руны.
– Что ты подразумеваешь под человеком в маске, мастер? – спросил Дагмар.
– Банрууд двуличен. Одного ты видишь, а другого нет. Если бы ты распустил его косу, то, полагаю, увидел бы другое лицо, спрятанное под волосами.
Дагмара передернуло от картины, которую он себе представил. Мастер Айво обладал склонностью к драматизации.
– Не понимаю, мастер. Он был хорошим ярлом. Берн благополучен. Не замечено, чтобы его народ жаловался. Он могучий воин и достойный вождь.
– Все это правда. Однако… наш долг никогда не заключался в том, чтобы принимать очевидное… или само собой понятное. Боюсь, мы сделали и то и другое.
– Мастер… – запротестовал Дагмар. В груди у него поднималось чувство вины перед Айво.
Мастер махнул рукой, заставляя Дагмара молчать.
– Хватит, Дагмар. Ты поступил верно. Ты любишь мальчика. Ты сделал выбор в его пользу, не в мою. И не в свою. Даже не пользу Сейлока.
Чувство вины снова зашевелилось в груди Дагмара.
– Мастер, Сейлоку на троне нужен мужчина. Не мальчик, – устало возразил он.
– Лучше мальчик, чем чудовище, – раздраженно вздохнул Айво и нахохлился, будто рассерженная птица. – Но дело сделано. И мы должны извлечь из него максимум полезного.
– Ты действительно думаешь, что он чудовище? – прошептал Дагмар.
– Если бы Отец Сейлок хотел, чтобы короля выбирал один человек, то он назначил бы только одного хранителя. Наша система работала веками, и я верю, что будет работать и дальше, невзирая на мое недоверие – и нелюбовь – к новому королю, – смягчившись, ответил Айво.
– А как же девочка?
Айво хмыкнул, и его взъерошенные перья улеглись, а на черных губах появилась грустная улыбка.
– Она чудо. Я возлагаю большие надежды на малютку Альбу.
– Я тоже, мастер, – согласился Дагмар. Эти надежды заставляли его проводить долгие часы в коленопреклоненной молитве.
– Королю следовало бы прислушаться к моему совету.
– Какому?
– Ему нужно держать мальчика поближе, – пояснил Айво.
– Мне этого не хотелось бы.
– Ты рассуждаешь эгоистично, Дагмар. Байр – защитник.
– Байр – сын Банрууда, – едва слышно прошептал Дагмар.
– И угроза его власти, – кивнул Айво. – Банрууд ревнует мальчика. И все же… ему нужно прислушаться к моему совету ради принцессы. Мальчишка ее не подведет. Он защитит девочку. Я видел это.
У Дагмара затряслись руки в широких рукавах одеяния, и он сложил их на груди. Ему не хотелось знать все, что видел Айво. Иногда видение делает хранителя глухим к внутреннему голосу. А внутренний голос Дагмара кричал, что Байру нужно держаться подальше от Банрууда.
– Ты хотел сказать мне что-то еще, мастер? – спросил он, испытывая отчаянное желание покинуть святилище.
День выдался долгий, и он не видел Байра с самого восхода солнца.
– Ты не видел никаких призраков с бледными лицами… в снах или где-то еще… не видел, Дагмар?
Дагмар не видел призраков. Наверняка боги забирают все души. Он мельком подумал про женщину, увиденную Байром в день коронации, но потом отмел эту мысль. Иметь бледную кожу не преступление, и она женщина, а не дух.
– Нет, мастер, – сказал он, вздохнув. – Не видел.
– Хм. – Айво потер черные губы. – Скажешь мне, если увидишь.
* * *
Тень устала, болели груди. Она туго перевязала их, чтобы не наполнялись молоком, но жидкость просачивалась и пропитывала тряпку, обернутую вокруг тела, холодя его под плащом. Когда могла, она сцеживала молоко, чтобы оно продолжало поступать. Если они с дочкой когда-нибудь воссоединятся, ребенка нужно будет кормить. К несчастью, запах вкусной жирной влаги привлекал насекомых.
Была весна, и часто шли дожди, напитывая Храмовый лес сыростью и усугубляя условия, в которых она оказалась. Женщина служила пастушкой и привыкла спать под открытым небом, добывать пищу попрошайничеством и охотой, но не привыкла к дозорам. Королевские стражники бродили по лесу и по склонам холма, словно выслеживали ее. На небольшом скалистом отроге она нашла пещерку и приспособилась прятаться в ней, когда люди короля оказывались поблизости. Ей пришлось уговаривать семейство полевых мышей поискать себе другое пристанище. Но мыши и насекомые были не самой большой ее заботой.
Все, что она имела, осталось в доме Бертога в Берне, а дом Бертога сгорел дотла. В королевской деревне ей удалось купить некоторые вещи – острый нож, кусок мыла, моток веревки и еще одно платье. Но люди глазели на нее во время покупок, и это ее ужасно напугало. Продавцы смогут припомнить ее лицо, если кто-нибудь станет спрашивать.
Еще у нее имелись железный горшок и маленький ящик, набитый золотыми монетами, который она выкопала из-под обугленных останков дома Бертога. Хозяин относился к деньгам бережно. Он собирал долги, как его жена собирала яйца – радостно, жадно, любуясь их размером и оценивая на вес. Даже подлый Балфор ему задолжал. Бертог хранил золото в ямке под полом, но в конце концов боги – и Тень – ничего ему не оставили. Женщина видела, как Бертог пересчитывает свое золото. Как он его прячет. Когда Балфор спалил дом, ящичек с золотыми монетами и железный горшок уцелели.
Бертогу и Линоре не повезло. Тень не печалилась о них. Они имели глупость довериться ярлу. А она имела глупость довериться им. Теперь они мертвы, а она осталась без ребенка. Ярл Банрууд украл у нее дочь. Он объявил Альбу своим собственным ребенком, он и его улыбчивая лживая королева. И Тени не к кому обратиться. Эта мысль наполняла ее бессильной яростью. Она последовала за ярлом из его замка, шла за обозом, как нищая, собирая крошки. Шла, как в забытьи, из долины Берна до высокого плато на Храмовой горе. Здесь было красиво, в небе парили башни дворца и зубчатые шпили храма, но она видела только стены, воинов и расстояние, отделявшее ее от дочери.
