Антошка напрягся, его губы беззвучно зашевелились, пытаясь изобразить слово «мама». Ему часто казалось, что вот-вот вернется его родная мама. Он еще до конца не понимал, что Кати больше нет, что она умерла, хотя его даже водили на ее похороны на деревенское кладбище. Но хоронили Катю в закрытом гробу, она сильно обгорела при пожаре. Все эти воспоминания почти стерлись из головы Антошки, но по маме порой он очень скучал.
Из-за кустов же вышла женщина лет пятидесяти в цветастом платке и длинном коричневом платье. Она несла в руках трехлитровую банку молока. Антошка с любопытством смотрел на белую жидкость в стеклянной таре. Он помнил название и вкус этой жидкости. Молоко ему всегда нравилось, особенно парное, теплое, прямо из-под коровы. Такое он пил часто, пока их с мамой дом не сгорел. Но иногда его мама кипятила молоко, и вот такое Антошка не любил – из-за пенки.
Женщина остановилась около калитки, которая держалась на одной петле, и стала осматривать черные останки дома, оставшиеся после недавнего пожара. Потом ее взгляд упал на собаку, что продолжала настороженно смотреть в ее сторону. А затем женщина заметила пристальный взгляд ребенка, который был сфокусирован на ее банке с молоком. Сердце женщины сжалось от жалости.
Эту женщину звали Марина, она была дояркой, и сейчас несла молоко своей престарелой тетке, которая жила неподалеку от сгоревшего дома. Тетка уже была настолько дряхлой, что сама не могла подоить корову и вообще вести хозяйство, и Марина два раза в неделю относила ей трехлитровую банку молока и раз в неделю ходила к ней убираться. Обычно Марина ходила с другой стороны деревни, но однажды после страшного ливня, шедшего всю ночь, посреди дороги образовалась огромная лужа. Марине пришлось тогда пойти в обход, тогда-то она и обнаружила сиротку, живущего в будке с собакой. Она, конечно, знала, что у Глуховцевой, которая сгорела, остался маленький сын. Все в деревни это знали. Но женщина не догадывалась, что мальчик живет в собачьей будке. Пегая вытащила из огня Антошку и оттащила в свою будку. Когда деревенский люд потушил пожар и обнаружил внутри обгоревший труп Кати Глуховцевой, они напрочь забыли о ребенке. А потом никто в Агаповке так и не забрал мальчика к себе. А никаких социальных служб в маленькой глухой деревеньке, затерянной где-то посреди огромной России, не было. Да и не было никому особенного дела до сиротки. Здесь не Москва. Раньше, еще при советской власти, в деревне была школа, и учителя должны были бы заняться проблемой ребенка, но в девяностые школа закрылась, и сейчас от здания ничего не осталось – его разобрали деревенские. Но что могла поделать сама Марина? У нее и так было четверо детей, двое в городе, им помогать нужно. Да еще и муж-алкоголик. Плюс старая тетка эта, сестра матери Марины. Так что все, что могла позволить себе Марина по отношению к сиротке, это жалость. Как и все в деревне. Кроме этого, она стала каждый раз, когда шла к тетке, ходить через этот край деревни, чтобы занести молока мальчику.
Наконец Марина решилась и, неловко открыв кривую калитку, вошла во двор сгоревшего дома. Собака недовольно заворчала в сторону пришелицы.
– Фу! Уймись! Тише! Я мальчику только молока дам! Фу! – сказала женщина, поставив банку с молоком на невысокий забор и снимая крышку. Как ни странно, но собака после этих слов сразу успокоилась, подошла к Антошке и села возле него. Марина подошла к будке, около которой стояла большая железная миска, нагнулась и налила в эту миску молока, предварительно вытащив из нее пару листиков и травинок, которые попали туда неизвестно каким образом. – Попей… Антошка! – с легким замешательством произнесла женщина, потому что не сразу вспомнила имя мальчика, все в деревне звали его Песиком.
А затем со смесью удивления, жалости и отвращения наблюдала за тем, как собака и мальчик вдвоем стали лакать из миски молоко. Пегая лакала молоко быстро, а у Антошки то же действие получалось плохо, ведь от природы человеческая челюсть не приспособлена для лакания. Но мальчик все равно упорно повторял все движения за Пешкой. Но наконец сдался и от лакания перешел к обычному способу питья. Выпив на двоих половину миски молока, собака и мальчик остановились. Антошка поднял лицо от миски, и Марина заметила, что он весь забрызгался. Она хотела было нагнуться к мальчику, чтобы вытереть ему лицо, и даже достала из кармана платок, но Пегая вдруг угрожающе зарычала. Марина почему-то испугалась, ей не понравилось выражение морды собаки, и поэтому женщина быстро сбежала с участка. Тем более ее ждала тетка.
Антошка несколько секунд провожал взглядом Марину, смотря, как на легком ветру развевается подол ее платья. Потом он невнятно произнес:
– Мама.
Может быть, платье напомнило ему о его погибшей родительнице или забота, которую проявила женщина по отношению к нему. Антошка еще не мог анализировать, но мог чувствовать.
Мальчика отвлекла подошедшая к нему собака. Пегая встала около Антошки и начала вылизывать ему лицо, очищая его от остатков засыхающего молока. Мальчик радостно засмеялся, в шутку отмахиваясь от собаки руками, но Пегая не обращала на это никакого внимания и продолжала заниматься своим делом. Наконец Антошка был вылизан и, по мнению собаки, стал чистым, и тогда она спокойно села рядом со своим маленьким хозяином. Антошка вдруг обнял собаку за шею, зарываясь носом в теплую, мягкую, приятно пахнущую шерсть, которая набивалась в нос и щекотала ноздри. Мальчик пару раз чихнул, а потом догадался прижаться к шерсти щекой. Антошка довольно вздохнул и пробормотал:
– Пешка…
Мальчику очень нравилось обниматься. Раньше, когда мама была с ним, он часто подходил к ней, когда она на чем-нибудь сидела, залезал на колени и обнимал маму за шею. Катя иногда пыталась это прекратить, говорила, что Антон уже большой мальчик, но потом сама его обнимала. Ведь желание обниматься зависит не от пола и возраста, обниматься – потребность организма. Иногда они могли так сидеть, обнявшись, долго-долго, особенно по вечерам, и тогда Антошка так и засыпал в объятиях мамы. Тогда Катя, если сама не засыпала, относила сына в его детскую кроватку и, обязательно поцеловав сына в лобик, ложилась спать сама. Антошка скучал по таким моментам.
Пока мальчик и собака сидели на земле около будки, обнявшись, небо успели затянуть темные дождевые тучи. Поднялся холодный ветер, он рвал крону кустов сирени, что росли во дворе, пытался заломить яблони, растущие позади сгоревшего дома, поднимал облака пыли на дороге. Антошка оторвался от собаки и посмотрел в небо удивленными глазами. Ему на лоб упала первая крупная дождевая капля и стекла вниз на нос. Антошка сморщил лицо. А потом капли начали сыпаться с неба одна за одной, приминая зеленую сочную траву еще ниже к земле, делая сначала маленькие выбоины, как от пуль, в пыли деревенской дороги и тут же превращая эту пыль в грязь, долбя изумрудные листья кустов сирени, стекая с них и образовывая маленькие лужи на земле, которые затем быстро собрались в одну большую лужу около забора. На дороге уже собрались ручейки грязной из-за примеси пыли дождевой воды, они текли вниз, прочь из деревни, в овраги, в настоящие лесные ручьи, по пути фильтруясь через траву, старые листья и веточки и становясь почти чистыми потоками воды. В небе пару раз сверкнула молния и раздался оглушительный грохот грома, он окончательно распугал птиц и заставил лаять деревенских собак.
